Белые искры снега

— Ты чего? — вдруг присел рядом со мной Ярослав. Обычных его ехидства, наглости и бесцеремонности в голосе и поведении сейчас не было. Он заглянул мне в лицо, явно боясь, что я плачу. А я не плакала — я же сильная! — а сидела и смотрела на снег. На какую-то секунду мне показалось, что все вокруг подернулось рябью. Но, наверное, это была игра воображения. Зато вдруг кончилась метель, и стало тихо-тихо.

— Ничего.

— Все в порядке? Тетка — ненормальная какая-то. Кто она тебе? Родственница?

— Мачеха.

Если это и удивило парня, виду он не подал.

— Ей бы в "Золушке" играть или в "Спящей красавице". Имела б успех, — хмыкнул он. — Да ладно, она просто не в ладах с домиком, — постучал она себя по виску двумя пальцами, показывая жестом, какой именно домик он имеет в виду.

— У тебя ведь есть семья? — спросила вдруг я глухо.

— Есть, — неуверенно отвечал парень.

— Хорошая?

— Хорошая, — еще более неуверенно отозвался он.

— Большая?

— Ну так…

— Это здорово. Береги ее, — зачем-то сказала я. — Это, правда, здорово.

Хорошо, что ночь была лунная, а все пространство вокруг — завалено снегом, потому этот поздний вечер казался светлым. Белый цвет отражает свет.

— Луч падающий, луч отраженный и перпендикуляр, восстановленный в точке падения отражающей поверхности, лежат в одной плоскости, — зачем-то сказала я, вспомнив уроки физики.

— Чего? — не сразу врубился Ярослав.

— А угол падения равен углу отражения, — закончила я.

Зарецкий вдруг взял меня за плечи и поднял. А я не сопротивлялась.

— Приди в себя, — не отпуская меня, сказал он, глядя в лицо. — Где безумная бойкая высокомерная девица, которую я знаю? Очнись, Настя, — потряс он меня, впервые, кажется, называя по имени. Просто по имени, без обзывательств, глупых отчеств, и тоном — обеспокоенным и одновременно обескураженным.

— Я в себе, — грустно улыбнулась я Ярославу. Это не понравилось ему еще больше. Он нахмурился.

Мы стояли так близко (преступно близко), его ладони все еще были на моих плечах, и хотя он был в перчатках, а я в пуховике, мне казалось, я чувствую тепло его рук. Может быть, была виновата луна и ее мягкий свет, обволакивающий самое сердце, может быть внезапно унявшаяся метель, а, быть может, пьянящий холод, заморозивший логику, но мне вдруг безумно захотелось обнять парня, стоящего напротив.

Я не знаю, что было у меня в глазах, возможно Зарецкий принял их лихорадочный блеск за слезы, но он сам меня обнял, робко, боясь, что я оттолкну его. Но я этого не сделала, сопротивляться мне казалось преступлением, и я сама несмело положила ему руки на пояс.

— Когда я училась в школе, я подумала однажды на уроке физики. Все мы — отражения своих родителей. У меня был только отец. Я бы хотела быть этим отраженным отцовским лучом, Ярослав, — зачем-то сказала я тихо. — Чтобы быть такой же, как они. Если он — луч падающий, то я — луч отраженный. Только мой угол отражения не равен его углу падения. Если его угол — 45 градусов, то у меня и пяти не доберется.

Я секунду душевной слабости я положила голову ему на грудь, и щека коснулась холодной плотной ткани пуховика. А он, сам того не понимая, сильнее прижал меня к себе. И что мы делаем? Но как же здорово…

— А что было бы, если бы твой угол был равен сорока пяти градусам? — каким-то образом поняв меня, спросил Ярослав.

— Я бы сейчас не стояла тут, как дурочка. И я бы достойно ответила ей.

— Поверь, ты и так ей неплохо ответила, — почему-то хмыкнул он. — Ты себя просто не так оцениваешь. Ты, наверное, думаешь, что добрая и милая, а на самом деле наглая и высокомерная, в будущем вылитая твоя мачеха, — вдруг выдал он, разрушив хрупкую атмосферу. — Если это — только пять градусов от луча твоего отца, я боюсь представить, какой он у тебя. Такой же, как твой любезный дядя? — вспомнил он Тимофея, с которым столкнулся.

Я моментально отстранилась от Зарецкого, который широко ухмылялся и едва ли не ухал от переполняющей его радости. По какому поводу он радовался, уж не знаю. Наверное, понял, что задел меня за живое. А вообще, грустить надо — мы оказались в такой глупой ситуации!

— Заткнись, — недобро велела я ему.

— Я же говорил! — весело отозвался он. — Учись доброте и смирению, Анастасия Паукановна.

— Зарецкий, ты с огнем играешь, — недобро сказала я. Быть нормальным больше двух минут у него не получается, увы.

— Да ладно тебе, мисс училка, — отозвался Яр. — Давай думать, как отсюда выберемся. У меня вообще-то вечеринка, — вдруг вспомнил он и тут же полез в карман за мобильником.

— Надо такси вызвать, — вздохнула я, решив, что звонить Ранджи буду в крайнем случае, у нее сегодня тренировки.

— У меня связи нет, вызывай со своего, — заявил Енот, пиная носком высокого ботинка со шнуровкой и толстой подошвой снег. Он высоко разлетался.

Однако связи не было не только у него, но и у меня. Что еще за мертвая зона тут?

— Федеральная трасса, близко к городу, а связи нет, — ругалась я негромко, не понимая, что происходит. Становилось все холоднее — за городом температура всегда ниже, а чем ближе была ночь, тем крепче становился мороз.