Белые искры снега

Я остановилась как вкопанная и нехотя обернулась. Позади меня стоял дядя Тим собственной незабываемой персоной. Обычно спокойное лицо его было напряжено – посторонний человек не заметил бы ничего, но я понимала это по едва прищуренным серым глазам и более, чем обычно, сжатым губам. И даже складки, идущие от носа у уголкам губ, стали более заметными.

– Здравствуйте, – ошарашенно проговорила я. Опять он! Вторая встреча за два дня! Следит он за мною, что ли? Да быть этого не может; дядя слишком занят собой и своими делами.

– За мной, – велел мне Тимофей.

– Что? – не поняла я.

– За мной.

И я не смогла нарушить этот приказ, хотя отчасти мне было любопытно – что на этот раз-то? Наверняка Тиму что-то нужно от меня. Или его все-таки подослал отец? Но с каких пор дядя стал его мальчиком на побегушках?

Мы отошли в какое-то полутемное небольшое помещение, подальше от людских глаз.

– Ты что тут делаешь? – тихо, но с какой-то непонятной мне угрозой спросил дядя Тим. У него был такой взгляд – пронзающий насквозь, наполненный холодной, едва сдерживаемой яростью, что мне сделалось не по себе.

– С учениками приехала, – отвечала я, ненавидя себя в эти секунды за то, что испугалась своего родственника.

– Какими еще учениками? – прикрыл он на секунду веки.

Тимофей ничего не делал – просто говорил и смотрел в глаза, а я чувствовала себя загнанной в угол. Оттого и мой взгляд, наверное, стал недобрым, как у не собирающегося сдаваться волчонка – до волка мне пока что было очень далеко. Когда же я вырасту, когда смогу общаться с ним и с отцом на равных?

– Из школы, – я сглотнула. – Со школы, где прохожу практику. Понятно?

– Сейчас же уезжай, – велел мне дядя тоном повелителя. Если кто-то думает, что лидеры с тираническими замашками или мужчины, которые умеют (и любят!) заставлять повиноваться себе, – это круто и даже романтично, он глубоко ошибается. Когда твоя воля ломается простыми словами и взглядом, ты ощущаешь себя беспомощным и ничтожным человеком. Тобой повелевают, когда с твоим мнением не считаются, а значит, не уважают. Это я усвоила с детства. Лучше я сама буду приказывать, чем будут приказывать мне.

– Почему я должна уезжать? – не поняла я.

В серых глазах дяди словно взорвалось что-то, и желваки заходили по ухоженному лицу, но он сдержался, и ничего не сказал мне.

– Почему? – вновь повторила я, не понимая, что сделала не так.

– Потому что ты должна уехать. – Его тихий голос, за деланым спокойствием которого крылось нечто опасное, настораживал больше, чем крики. От него вообще исходила особенная, подавляющая энергия. И как только Алена его терпит?! Ладно, тетя Ира, она сама не лучше, но что моя подруга нашла в нем?

– Я никуда не поеду. – Эти слова дались мне очень дорого. С чего это вдруг я должна отсюда уезжать?! Я не собираюсь прыгать под ничью дудку, сколь бы громкой она ни была.

– Сейчас ты пойдешь в раздевалку. Возьмешь верхнюю одежду. И сядешь в машину, номер которой я тебе скажу, – продолжал, как ни в чем не бывало, Тимофей. – Тебя доставят до дома.

– Не хочу! – сама от себя не ожидая, вдруг топнула я ногой. Дядя взглянул на меня с огромным интересом, который некоторое время затмил его внутреннюю непонятную холодную и очень опасную ярость.

Перечить этому человеку – опасно. Даже родственникам.

– Не хочу? – с улыбкой кобры, мышь которой, припасенная на обед, вдруг устроила забастовку, переспросил дядя Тим. – Девочка, а ты умеешь удивлять. Подумай над моим вчерашним предложением. Со мной можно достичь многого.

– Я буду журналистом, – отозвалась я твердо.

– Ты будешь дурой, постоянно отказываясь от перспектив, – вдруг устало сказал дядя.

Я обиделась. Вдруг вспомнилось, как Алсу рассказывала про своего дядю, который подарил ей на выпускной в школе ее тогдашнюю мечту – шарнирную дорогущую куклу с прекрасным фарфоровым лицом и черными блестящими волосами до талии. И который всегда привозил ей сюрпризы из многочисленных поездок. И который тепло поздравлял свою племянницу по праздникам, учил водить машину, пару раз прикрывал от матери после особо веселых вечеринок, где она перебирала с алкоголем, и даже как-то надрался за компанию с Темными Силами – они вместе пили за здоровье Алсу. А дядя Тим… Что он сделал в моей жизни? Высокомерно смотрел? Холодно улыбался? Отстраненно разговаривал? Какое он вообще имеет право вмешиваться в мою жизнь? Он, человек, который ничего обо мне не знает, кроме имени, даты рождения и еще нескольких фактов! Что у нас общего? Кровь? И что эта кровь дает? Да ничего! Абсолютным счетом ничего. Он чужой человек, и даже фамилии у нас теперь разные.

Мне стало вдруг так невыносимо обидно, что даже в глазах вдруг защипало, и только силой воли я не дала слезам показаться на ресницах.

– Оставьте меня в покое! – почти прокричала я.

Дядя Тим вздохнул. Он выглядел так, словно его маленькая собачка взбесилась и теперь тявкает на весь двор, конфузя перед соседями.