Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

Дорога обратно совсем не запомнилась. Был пустой автобус, какая-то благообразная старушка наклонилась ко мне и спросила: "Сынок, тебе плохо?", а мне было никак, даже мороз словно исчез, остались лишь плоские снежные улицы, резкое солнце да шум мотора.

После обеда пришла Хиля, серьезная, немного бледная, и несказанно удивилась, застав меня дома, да еще в постели - я читал, закутавшись в одеяло.

- Милый мой, ты почему не на боксе? Нездоровится? - она села рядом, погладила меня по голове, задержала руку на лбу. - Температура у тебя?

- А ты как сходила? - я понимал, что выгляжу больным, но на самом деле больным себя не чувствовал, просто - измученным.

- Да, как... - Хиля поморщилась. - Нескладно. Мама у нее красивая, породистая такая. А вот сестренка мне не понравилась, молодой человек к ней не пришел, так она нам чуть ли не истерику закатила. Да и подруга моя - тоже как-то странно себя вела, все в окно посматривала.

Мои глаза застыли, потому что я начал вдруг понимать смысл сказанного ею и ужаснулся.

- Хиля, а живут они где?

- В "девятке", - беспечно отозвалась моя жена. - Знаешь, там есть такой страшно неуютный дом, "Пирамида"?..

* * *

Когда встречаются после долгой (или даже недолгой) разлуки два почти чужих друг другу человека, которых связывает общее прошлое, неминуемо начинается разговор в стиле "А ты помнишь?..". Такого разговора с Хилей я боялся, потому что помнил почти все, и особенно - наши счастливые дни, когда ничто не предвещало плохого конца.

- Ну как, Эрик? - она улыбнулась, кольнув меня отблеском металлической коронки во рту. - Как жизнь?

Я развел руками:

- Да все в порядке...

- Не знаешь, о чем говорить? - Хиля проницательно наклонила голову.

Две мысли. Первая: она уезжает, и больше никогда в жизни я ее не увижу и не дождусь звонка. Вторая: ну и пусть.

- Зачем тебе туда? - спросил я. - Тут один человек мне сказал, что нас просто раскодировали. Дело не в том, верю я ему или нет, но можно же что-то сделать, тут врачи, психологи...

- Ах, Эрик, да знаю я все это! - она махнула рукой. - Думаешь, я такая же серая и дикая, как ты? Зиманский - надо отдать ему должное - умел все объяснить, не говоря ничего напрямую. Вот так я и вытянула из него все. Но кодироваться обратно? Зачем? Мне легче не станет.

- А там?

Хиля пожала плечами, улыбнувшись с какой-то издевкой над собой:

- Меня берет один парень - из тех, ну, ты понимаешь... Не в жены, нет, просто так. У них нет Морального кодекса, так что нам ничего не будет. Устроюсь на работу, жить буду у него...

- Это лучше, чем со мной? - я хотел снисходительно, по-взрослому усмехнуться и не смог.

Она вдруг оживилась, заговорила, убеждая даже не меня, а себя, а я смотрел на нее и думал с удивлением, что выглядит эта женщина так, словно жизнь схватила ее мощными руками, выжала, выкрутила до звонкой пустоты, оставив лишь глаза да злой звенящий голос, и непонятно, отчего так вышло. Ей никогда не приходилось плохо питаться, жить в общей квартире, стоять за станком, бесконечно штопать одни и те же чулки, считать копейки, как моей матери. И все же - она казалась совсем забитой, уничтоженной, придавленной какими-то обстоятельствами до самой крайней точки, после которой человек просто сходит с ума.

- ... и надоело быть чьей-то мамочкой, не хочу! - голос ее тревожил пассажиров, они оглядывались с раздражением. - Родители всю душу вытянули: когда ты выйдешь замуж, когда внука нам родишь... А никогда! Неужели непонятно?!.. Ты, Эрик - идеалист, думаешь, что все на свете просто, надо только быть порядочным человеком. Где-то верно, но жизнь сложнее, чем тебе кажется. Мне хотелось - хоть раз! - почувствовать себя просто женщиной, а не твоей заботливой нянькой. И что? Попадаются только такие, вроде тебя. А настоящего... Хотя нет. Они не такие, как ты, они даже хуже. Ты - единственный в своем роде.

- Ну, спасибо, - я хотел взять ее за руку, но почувствовал, что не могу этого сделать, и не потому, что она не позволит, а просто - не могу.

- Тем более, что у тебя... - Хиля понизила голос, - все-таки есть особенности.

Я вспомнил свою реакцию на невинное прикосновение Милы, там, в триста седьмой комнате, и неожиданно засмеялся.

- Что я такого сказала? - удивилась Хиля.

- Знаешь, у меня все в порядке.

- Быть не может! Опять таблетки пьешь?

- Они теперь и ни к чему.

Она покачала головой:

- Ну, поздравляю. А скажи все-таки, почему ты не помог своему отцу? Это же был совсем пустяк, стоило только похлопотать за него. Он был тебе так неприятен?

Вопроса я не ожидал, а потому растерялся. Хиля следила за моим лицом, ожидая, потом кивнула:

- Ну да, точно. Стоит тебе поступить по собственному желанию, ты, хороший мальчик, превращаешься в скотину. Как и остальные, впрочем. Мне объяснили - тут все такие.

Меня задело: она уже делила, как Зиманский, все человечество на "наших" и "не наших", и это было неприятно.

- Хиля, а почему ты не спрашиваешь, что у меня с глазом?

Она спохватилась:

- Да, а что у тебя с глазом?

- Неважно. Дело не в этом. Просто ты не спросила, а значит, я тебя совсем не интересую.