Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

Я до сих пор не знаю, как относился к Тоне. Мне хотелось с ней общаться, но в то же время я прекрасно понимал, что для счастья, для жизни ищу кого-то совсем другого, не Хилю с ее материнской любовью, не милую эгоисточку Яну, склонную мстить мужчинам неизвестно за что, и не эту самую "работягу" Тоню, получающую удовольствие от чужих мучений. То, что я и сам получил странное, иррациональное удовольствие, визжа на привязи посреди пылающего костра, ни о чем не говорило.

Тоня словно чувствовала все это и иногда вдруг становилась почти тем, кого я искал: маленьким, слабым, уязвимым существом с невероятно ласковыми руками и тонким обиженным голоском, похожим на мяуканье Ласки. В такие минуты мое сердце затопляла самая настоящая нежность, мне хотелось обнять ее, защитить от всех опасностей мира, согреть собой, что ли. И еще безумно хотелось, чтобы она гладила меня по голове, говорила что-то хорошее, называла смешными ласковыми словечками...

Впрочем, это скоро проходило. Тоня не была такой, какой хотела казаться, и обманывала меня даже не из корысти, а просто так, чтобы позабавиться.

Я удивлялся, какой однообразной жизнью она живет и как вообще можно жить такой жизнью. Если я хотя бы любил читать и читал все подряд, таская из местной библиотеки целые кипы разномастных книг, она не могла осилить и газетной заметки, не говоря уже о серьезной литературе. Меня тянуло на природу - она настойчиво предлагала свалку, и я отказывался. Мне хотелось поговорить о чем-то хорошем, обсудить новый фильм, вспомнить родителей - она сыпала грубыми шутками и со смехом отнекивалась. Существование ее состояло лишь из нудной работы, ненужных ей лекций, собраний рабочей ячейки с неизменными выступлениями Ремеза - странного типа с голой блестящей головой, пронзительно-зелеными лисьими глазами, прорезающими душу, как лезвия, и лающим, прокуренным голосом. Больше ничего у нее не было, ни любви, ни воспоминаний, ни какой-то мечты - она жила, как заведенная, меняя утро на вечер, а вечер на ночь.

Я пытался ее расшевелить. Почти каждый день мы встречались на нашем месте, у памятника, и шли гулять по окрестностям - прилежно избегая лишь направления свалки. Я рассказывал ей о городе, о своей бывшей службе, даже о Хиле, хотя, конечно, и не все.

Моя бывшая жена интересовала Тоню лишь в одном аспекте:

- Все-таки дура она у тебя была! Ты такой интересный. Не пьешь, даже не куришь. Голос не повышаешь. С тобой и ходить не стыдно, ни разу тебя без галстука не видела.

- Так принято для служащих, - объяснял я. - Что-то вроде униформы.

- Принято, не принято... какая разница. Я в общем говорю. И еще я с тобой уверена, что ты лапать меня не начнешь, когда никто не видит. Терпеть не могу, когда руки распускают.

- Можешь и дальше быть уверена.

- И она не продлила брак! - каждый раз восклицала Тоня, разводя руками. - Дура, точно тебе говорю.

Поначалу меня коробило, что она говорит так о Хиле, потом - привык. С этой девушкой было интересно, хотя бы потому, что относилась она к тому же классу, что и я - в детстве. До странности похожими были наши детские воспоминания, несмотря на разную среду и место жительства.

- А отец меня драл, как сидорову козу! - Тоня шагала рядом со мной, до глаз уйдя в свою теплую куртку. - Боялась я его! Были вещи, которые он строго запрещал. На свалку, например, ходить. А я все равно ходила! Приду вечером и трясусь, что он как-то учует. И, знаешь, иногда чуял.

Меня дома пальцем не трогали, но что такое абсолютный запрет, я знал не понаслышке.

- А еще я за родителями подглядывала! - смеясь, рассказывала она. - Они такие забавные, когда этим занимаются, просто жуть. Я в первый раз увидела, так подумала, что папаша маму душит, чуть не влетела ее спасать. Слава Богу, одумалась, а то неделю сидеть бы не смогла... Что ты улыбаешься? Тоже, небось, подсматривал за своими? Это у всех так, интересно же, что они там за дверью делают. Меня это страшно волновало, а потом надоело. Сама решила попробовать, да было не с кем, пока замуж не вышла. А оказалось - ерунда полнейшая.

О Зиманском я решил ей не рассказывать, то ли боялся, что она как-то обобщит свой и мой опыт подобных знакомств, то ли просто не хотел ворошить прошлое.

Уже зимой, в начале декабря, Тоня позвонила мне в контору и прокричала сквозь треск помех на линии:

- Эрик, нас сегодня зовут в гости! Пойдешь?

- А кто зовет? - я тоже говорил громко.

- Тот самый Ремез. Пока я одна была, нос от меня воротил, а теперь вот познакомиться с тобой жаждет, еще одну галочку поставить. Но у него интересно, квартира своя, жратвы вкусной много!

Я засмеялся:

- Если ты голодаешь, могу приготовить тебе что-нибудь этакое.

- Да не в том дело! Обожрать Ремеза - это святое, я давно мечтала.

- Нет, Тоня, на таких условиях я не пойду. Извинись и скажи, что я занят.

- Ну, пожалуйста! - заныла она. - Тебе жалко, что ли, если я хорошо время проведу? Тебе-то не все равно, зачем мне это надо? А ты посидишь, поболтаешь, о себе ему порассказываешь. Он тебе, может, по жизни пригодится, связей у него - тьма тьмущая, везде, даже в области!