Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

- Обиделся?! - Трубин всплеснул руками. - Да на кого? На эту молодую идиотку, у которой папа наверняка или главврач, или директор? Судя по тому, как она тут разговорилась, думаю, директор. Но она просто не понимает, что завтра этот самый папа своими руками удавит ее за сегодняшнее. А вы мне - "обиделся"... Какая-то мелкая зарвавшаяся хамка... Ну хорошо, хорошо. Мне действительно неприятно. И вдвойне неприятно, что придется оставить тут девочку. А может, сразу ее перевезти, а?.. Вызову машину, и дело с концом! - он слегка повеселел и успокоился. - Есть же дежурная машина. Что я, в самом деле...

Я улыбнулся ему. Гроза вроде бы стихала.

- Кстати, - Трубин вдруг с любопытством посмотрел на меня, - а может, и вы уж с нами? Вы меня простите за навязчивость, дружок, но как-то так нескладно все вышло... Тем более, утро скоро, а к девяти нам надо в Управление Дознания, не забыли? Потом я вас поведу на комиссию, так что какой смысл вам домой? Выспитесь, отдохните у нас... а?

- Ну, конечно! - ради зеленой карточки я был готов на все. И, если уж совсем честно, домой мне ни капли не хотелось. Человек, который ждал меня там, чтобы с порога спросить: "Ну?..", мог подождать и еще.

- Вот и хорошо! Я вас в таком состоянии просто не могу никуда отпустить! Сейчас я позвоню в городок, прибудет машина, и поедем все вместе.

В кабинете, где бледная осунувшаяся Белла старательно возилась со шприцами, не поднимая глаз от расставленных по столу никелированных бачков, Трубин набрал номер и строго сказал в трубку:

- Что, спите? Это я. Значит так, поднимайте водителя дежурной машины, надо перевезти людей... их двое, пострадали от взрыва. А-а, уже слышали? Небось, весь город на ушах, войска, да?.. Ну, и правильно. И правильно. Хорошо, пиши. Улица Свободная, первая горбольница. Мы будем в приемном отделении. Только я прошу - не копайтесь! И пусть приготовят два бокса, один - хирургический, второй... ну, второй можете обычный. Да, врача обязательно... Все. Не позже, чем через сорок минут - жду.

- Пожалуйста, извините меня, - дождавшись конца разговора, тихонько попросила Белла. - Честное слово, сама не знаю, что нашло. Нервничаю сильно...

- А люди-то чем виноваты? - уже беззлобно сказал Трубин и покачал головой. - Срываетесь на всех подряд, кричите. Вы же медицинская сестра, белый халат носите, к вам за помощью приходят, а вы...

- Извините, - Белла подняла полные слез глаза.

- Плакать-то мне надо, - Трубин вздохнул. - Люди испортились. Не понимаю, что такое?.. Живем хорошо, спокойно, ни войны, ничего... А люди - как собаки, гавкают друг на друга, дерутся, пьют, преступность только за прошлый год на пять процентов выросла! В честь чего, я спрашиваю? Откуда эти пять процентов, кто они такие?..

Белла молчала, всхлипывая.

- Не знаете? А ведь корни-то всего этого - вот, хамство наше, безнаказанность... Только зачем я вас воспитываю? Сами все знаете и понимаете. Дома-то, небось, тихо себя ведете, как мышка. Там не поорешь, живо на место поставят... Вам бы полечиться, но - ладно. Пока работайте.

- Спасибо! - медсестра вспыхнула от радости.

- И держите себя в руках, - Трубин покосился на меня. - А то в следующий раз, кто бы за вас ни заступался, отправлю в блок психообработки на три месяца, а потом еще на год - на фабрику, шнурки плести. Вот, кстати, заступник ваш, - он снова глянул в мою сторону, улыбнулся, - сам не понимает, что вам же - вредит, приучает легкие пути искать... Хороший человек, чистый. За мое имущество глаза лишился, и ничего, еще за вас хлопочет.

- Ах, вот... - Белла удовлетворенно кивнула. - А то проволока, проволока...

- Да, - подтвердил Трубин. - Постеснялся правду сказать. Это у нас в характере - скромность. Но не надо доводить ее до абсурда - это я вам, Эрик, говорю. Не надо! Сделали дело - имейте честность в этом признаться. Тем более, дело-то хорошее.

У меня вдруг заболела голова, и все вокруг отодвинулось за толстое стекло этой боли, отделилось от меня: Трубин, Белла, столик с блестящими никелированными банками, стулья, вытертые доски пола, плафон на потолке, синее окно, подсвеченное желтоватым фонарем, массивный письменный стол, шкафчики, черный телефонный аппарат. Резануло: "Вор!!!", но я тут же испуганно затолкал эту мысль на нижнюю полку сознания. Нет, я не вор, не может быть. Какой из меня вор? Сроду ведь ничего не воровал, если не считать мелочи из родительского буфета, но я ведь тогда вернул все на место - а значит, как бы ничего и не брал.

Тот человек у меня дома как-то сказал: "Счастье - это свобода. Свобода выпустить себя из себя".

Я ему не верю, и не только в том, о чем он треплется каждый вечер. Я не вор, не убийца, у меня есть имя, адрес, социальная карточка, статус служащего, желтые талоны... У меня была жена и мог быть ребенок. Квартира моя хоть и небольшая, но уютная, теплая, с замечательной газовой печкой и собственной ванной...

Но я ведь у к р а л куртку. Значит - я вор.

Поэтому не надо думать, надо делать. Тьфу, это ведь тоже е г о фраза. Он будто всегда со мной, даже когда я один.