Айрис впервые так внимательно вглядывалась в него. И, рассматривая, в очередной раз не переставала удивляться – каким образом общая, прямо-таки подчёркнутая неправильность черт, делает его привлекательным?
Ярко выраженная треугольная форма лица с широким лбом и зауженным, по отношению к нему, подбородком. Большой, с небольшой горбинкой нос словно нависающий над узкими губами. Брови, низко надвинутые на глаза, глаза. Щетина покрывала запавшие под высокими скулами щеки.
Когда-то в пансионе они называли такие «жевалками». Это считалось у них некрасивым, но Дойлу шло.
Ему, подлецу такому, всё шло.
Даже низкий, сорванный хриплый голос, которым впору чудовищ озвучивать да детишек пугать.
В ответ Дойл тоже разглядывал Айрис своими по-волчьи острыми глазами.
– Ступай, Энни, – отпустила она девушку, и Дойл чуть посторонился, пропуская мышкой юркнувшую мимо него горничную.
Дойл приподнял брови и хрипло хмыкнул:
– День был тяжёлым. Не угостишь вином? Слышал, они у тебя из лучших столичных погребов?
Неторопливо поднявшись она прошла к горке, распахнув его створку взяла бутыль из тёмного стекла и две рюмки. Так же не спеша вернулась, поставив и то, и другое на стол, жестом приглашая пирата приблизиться.
– Поможешь открыть? – обернулась она через плечо, перехватывая взгляд, в котором ясно читалось, что просвечивающее через тонкий батист пеньюара женское тело отнюдь не оставило Дойла равнодушным. – Пробка сидит слишком глубоко. Мне не справиться.
Мышцы на предплечьях Дойла ощутимо напряглись и узкое бутылочное горлышко в секунду оказалось свободно от своей долголетней тюремщицы.
Дойл небрежно наполнил бокалы вином:
– За нашу победу?
– И за нас, – подхватила Айрис.
– Отличное пойло, – довольно протянул он.
– Рада, что ты одобряешь. Но тебя не смущает, что я стою перед тобой навытяжку, в то время как ты развалился в моём любимом кресле?
– Нисколько. Мне даже нравится смотреть на тебя отсюда. Но, если хочешь, можешь подойти и присесть мне на колени.
Дойл снова пригубил вино. Из глаз его исчезли насмешливые искорки. Он словно обжигал, даже сквозь расстояние и полумрак.
– Иди сюда, – похлопал он по плотно обтянутому кожанами штанами мускулистому бедру.
Голос его звучал гортанно и даже ниже, чем обычно.
Его поза, вальяжная и расслабленная, демонстрировала силу. Во взгляде светилось откровенно желание. В голосе, повелительном и резком, звучал не приказ – скорее приглашение.
И обещание.
Айрис медленно приблизилась к креслу и опустилась к Дойлу на колени. Руки легли на широкие плечи – ей хотелось это сделать с первой встречи – ощутить под ладонями тугие, твёрдые валики его грудных мышц.
Грудь Дойла тяжело вздымалась. Сердце в груди билось ритмичными сильными толчками.
– Ты прав, – улыбнулась ему Айрис. – Так действительно лучше.
Его пальцы коснулись её подбородка, принуждая не отворачиваться, смотреть на себя. Потом запутались в густых влажных кудрях, пушистой волной накрывающих плечи.
– Поцелуй меня, – попросила Айрис.
На ощупь его губы были мягкие как шёлк. Айрис никогда бы не подумала, что такие мягкие губы могут быть у того, кто говорит таким грубым голосом.
Дойл обхватил тонкую талию молодой женщины и Айрис ощутила жар грубых мужских ладоней сквозь тонкий материал пеньюара.
Подчиняясь её просьбе, Дойл накрыл губы Айрис своими губами.
Поцелуй вышел настойчивым, горячим и требовательным, превращаясь в долгий, волнующий танец, Айрис с наслаждением позволяла себя вести в этом туре.
Она отвечала на поцелуй с искренней страстностью, которой от себя даже и не ожидала. Словно пламя, горевшее в теле Дойла, перекинулось и на неё тоже.
Огонь бежал по венам и мышцам. Каждый нерв трепетал под этими, пока ещё вполне невинными, ласками.
Айрис было мало. Она хотела, чтобы пламя поднялось выше, сделалось жарче. Хотелось сгореть и раствориться в этой внезапно вспыхнувшей страсти.
Она рывком стянула рубашку с Дойла.
Взгляд с откровенным восхищением скользнул по выпуклому рисунку мускулов на его теле. Пальчики провокационно пробежались по ним, чувствуя восхитительную гладкость кожи, твёрдую упругость мышц.
Умелые пальцы Дойла в ответ не спеша поглаживали обнажившиеся во время ласк округлое плечо Айрис.
Томительно-медленно, едва ощутимо коснулся он отяжелевшей от желания груди, обрисовывая её нежные полушария. Соски твердели и сладко ныли от этих прикосновений.
Длинные ресницы Айрис затрепетали. С приоткрытых губ сорвался полувздох-полустон. Дыхание сбилось, сделавшись поверхностным.
Дойл всё крепче и крепче прижимал Айрис к себе.
Позволяя себе забыть обо всём на свете, они всё теснее переплетали объятия в надежде получить облегчение терзающей их страсти, но на деле лишь сильнее распаляясь. Губы терзали друг друга, не находя желаемого утоления.
И уже было совсем не понять, кто тут охотник, кто добыча.
Дойл подхватил Айрис на руки с удивительной лёгкостью, хотя она и не отличалась миниатюрностью, и уложил на раскачивающуюся, словно качели, кровать.