Белые пятна

Она тоже рассказала ему о себе все — бесстрашно и прямо. Виктор и это оценил по-хорошему, потому что исповедь ее была подсказана любовью.

Это был сбивчивый, немногословный рассказ о безрадостном детстве в глухом пензенском пригороде, о пьяных оргиях отца-забулдыги, об издевательствах над падчерицей молодой красивой мачехи. В общем, история довольно банальная и неинтересная. Убежав из дома, Настя некоторое время беспризорничала, потом попала в детскую колонию, окончила там начальную школу, но дальше учиться не довелось. Колонию расформировали, и по пути в другой город она отбилась от партии и вернулась домой, в Пензу, с повинной. Но отец уже умер, а мачеха ее не приняла. Пришлось четырнадцатилетней девочке остаться лицом к лицу с жизнью. Служила сначала нянькой и стряпухой у молодых супругов (он — инженер, она — учительница), потом официанткой в ресторане. Однажды из-за нее подрались двое, попало и ей… Настю уволили, и она уехала в Казань. Там она окончила поварские курсы и завербовалась в экспедицию. Вот и все, если не считать того, что… был у нее в Казани настоящий жених… но она в нем жестоко обманулась… был аборт… Вот теперь все!

Настя открыто взглянула на Виктора блестящими бестрепетными глазами. Тонкие ноздри ее дрожали.

— Чудачка, я же не требовал от тебя… подобного признания. Никакого не требовал, — пробормотал он, несколько подавленный ее откровенностью.

— Так будет лучше. И ты теперь все знаешь, и мне стало легко, словно я наново на свет родилась. Наново! — с силой повторила Настя и уже без смущения выдержала взгляд Виктора.

Он видел, что Настя любит его. Это его радовало и в то же время он испытывал какую-то растерянность… и произнес странные слова:

— Пусть это тебя не тревожит, Настенька.

— Да говорю же тебе, что мне легко и я — другая! — искренне веря в свое перерождение, воскликнула Настя. Но так и не дождалась от Виктора иных слов.

Он не приблизил и не оттолкнул. Все же холодность Виктора обидела Настю, и в этот вечер она неожиданно для себя отказалась идти гулять. Виктор удивился и молча ушел. Настя чуть не заплакала и выронила из ослабевших рук тарелку из прибора Лукьянова.

«Придет — не придет, придет — не придет», — гадала Настя, подсчитывая черепки разбитой тарелки и громко, по-детски, всхлипывая. Вышло, что придет.

Он и в самом деле пришел. Встретив Виктора смеющимися глазами, она рассказала о наивном гаданье, разволновалась и никак не могла угодить рукой в рукав. Настя уже не смущалась, когда Виктор помогал ей надевать ее потертое пальтишко.

— Чудачка! Попадет тебе, Настя, от Григория Васильевича.

— А наплевать. Я же знаю, к чему посуда-то бьется. А ты совсем не капризный, очень настойчивый и такой… Недаром тебя Алешка боится. А я — не боюсь.

Так окончилось их странное объяснение. После этого Настя чаще и увереннее стала думать о замужестве. «А что если поговорить с ним прямо? Так, мол, и так, Витенька…» Поразмыслив, Настя решила, что сейчас не время для такого разговора. Что-то угнетает Виктора, да и Курбатов, Андрюша, Костя Мосалев и другие ходят серьезные, все об этих жилах толкуют. Ну как не везет им! Настя вздохнула.

А сколько она получит? Настя подсчитала в уме свой заработок и обрадовалась, думая о тех покупках, которые так необходимо сделать ей. А что она подарит Витьке с первой, так сильно затянувшейся получки?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Курбатов прибежал в бригаду Виктора.

— Кончайте работу, Лукьянов деньги привез и развозку ОРСа с собой прихватил, — сообщил он новость.

— Базаруем, стало быть! — Каблуков лихо заломил на затылок шляпу с откинутой сеткой и пошел оповестить разведчиков.

Курбатов и Виктор остались вдвоем.

— Витя, разговор к тебе есть. Сегодня мы уйдем — решено. Деньги на бочку — и будь здоров, Григорий Васильевич! — Курбатов помолчал и сказал просто, четко: — Пойдем с нами, Витя. Не пропадем.

Разумов ожидал этого прямого предложения. Недели две назад он, не раздумывая, отказался бы! А теперь… Что может удерживать его здесь теперь? Он вспомнил Ганина, его импровизированные лекции о геологической съемке, о геофизике… Потом перед его мысленным взором встала Настя, с которой его связывало нечто большее, чем увлечение. Да, Ганин и Настя привязывали его к отряду, но все остальное… Равнодушие, с которым Лукьянов говорил о трех годах бесплодных поисков, выводило Разумова из себя. Он вспомнил свой последний разговор с Лукьяновым…

— Заинтересуйте нас работой, разъясните, зачем мы землю копаем. Право же, смешно получается: привезли нас на край света, дали лопаты в руки — рой! А для чего, конечная цель какая?

— А что объяснять? Мне пока некогда техминимумом заниматься. Если вас интересуют поиски — я могу дать литературу, вы поймете. А остальным и объяснять нечего — за длинным рублем пришли. Им все равно что копать — слюду или простую глину. Был бы кубаж и деньги шли. А деньги идут. Чего же больше?

— Плохо вы знаете своих людей, товарищ Лукьянов! — взорвался Разумов. — Всех считаете шкурниками. А это не так — результаты труда интересуют каждого.