Белые пятна

Дронов вдруг изменился в лице и вытянул кверху руки. Лукьянов и Ганин, сообразив, подхватили его, и в самое время: борта шевелились, ползли и внезапно хлынули, на дно земляной жижей. Под ногами земля ощутимо оседала, и скоро правильный квадрат шурфа превратился в большую воронку.

— А, черт! — рассердился Лукьянов. — Что делается! Где Мосалев?

Подбежал запыхавшийся десятник.

— Сколько раз тебе сказано: глубокие шурфы проходить с расшивками! Задавило бы Дронова — что тогда? Под суд захотел десятник?

Мосалев скосил глаза на смущенного шурфовщика и пожал плечами.

— Сейчас я пройду с тобой по всей линии, — продолжал Лукьянов, — и если хоть еще в одном месте увижу такое безобразие, от выговора ты не отвертишься. А вам, Андрей Федорович, я советую не графики новые чертить, а лучше следить за безопасностью на работе. Или, думая о плане, вы забываете, что нужно дорожить человеком? — распекал подчиненных Лукьянов.

Ганин вспыхнул.

— Вы несправедливы к Мосалеву, да и ко мне, — возразил он. — Ведь это единственный случай…

Но Лукьянов, не слушая, отошел, потом поманил к себе Ганина:

— Еще хочу сказать… Вы не попадали в полосу таежных дождей? Нет? Плохо. Попадете — умнее станете. Эти дожди забирали у меня не раз все резервы времени. Поэтому я боюсь, понимаете? Если бы мне дали еще два десятка шурфовщиков и одного геолога — я бы рискнул. А так, когда все в обрез… Нет, нет! Не могу! — решительно заключил Лукьянов.

Оставшись один, Андрей думал и думал. Дни идут за днями, а поиски не дали ничего положительного. «В поисках нет неудач, любой поиск — открытие». Этот излюбленный афоризм Лукьянова ему нравился. Но стоило Ганину прочитать статью в центральной газете о планах третьей пятилетки, и афоризм летел кувырком.

В стране росла авиационная, тяжелая, оборонная промышленность, строились новые заводы, шахты, домны, целые районы с гигантами индустрии. Нужна была слюда. Много слюды. Молодые предприятия слюдяной промышленности не удовлетворяли и сотой доли спроса. Немногочисленные выявленные запасы вырабатывались и таяли как дым. Необходимо их увеличить во много раз.

Результат! Результат — во что бы то ни стало! Это необходимо. Риск? Он неизбежен. Ганин давно бы рискнул, будь он начальником. А он только геолог, инженер без опыта… Но, черт возьми! Он же коммунист! Нельзя об этом забывать! Все ли доводы он использовал? Чем он может доказать необходимость выйти из рамок задания? Почему нельзя заглянуть в будущее, то есть будущие поиски превратить в настоящие?

Он вспомнил свой приезд на главную базу и одну-единственную беседу с главным инженером Истоминым. Беседа была доверительной и понравилась молодому человеку.

— Вы коммунист, товарищ Ганин, — сказал Истомин, — единственный во всей экспедиции. Ваш начальник уже немолодой беспартийный инженер, несколько замкнут, но добросовестный специалист. Очень исполнителен. У вас могут возникнуть с ним споры. Не стесняйтесь, пишите об этом мне лично. Я поддержу; если понадобится — вызову вас на базу.

Почему бы Ганину не обратиться к нему? Результат! Ведь экспедиция выбросила уже свыше десяти тысяч кубов, израсходовала уйму денег, взрывчатки… Неужели нельзя отступить от проекта, когда есть возможность по-иному, вдвое-втрое экономнее, вести изыскания?

2

В горах далеко разносятся звуки. Мосалев и Курбатов несли взрывчатку. Пересекая участок бригады Чернова, десятники услышали разноголосый шум, вскрики и ругань.

— У Чернова всегда неполадки, — пробормотал артельщик и остановился.

Невдалеке кричали громко и злобно:

— Дай ему! Дай! Чего смотришь!

— Не подходи, собака! Отойди на пять шагов.

Голоса слились в один сплошной гвалт ярости и обиды. Дело явно клонилось к драке.

— Якорь им в душу! Бежим, Костя!

Десятники приметили камень, под который сунули взрывчатку, и побежали на крики.

На маленькой полянке, у недобитого шурфа, собралась бригада Чернова. Но тут же вертелись рабочие из других бригад. Курбатов заметил Дронова и Айнета. Драчливый Алешка Петренко без рубашки и кепки держал за пояс отпальщика Зубкова, тряс его и хрипел:

— Да я из тебя юшку выжму!

Рассудительный Акатов стоял перед десятником Черновым, отталкивая переступавшего по-медвежьи Айнета. К Чернову лез и Сизых, размахивая черенком кайлы. Петренко все подталкивал и подталкивал Зубкова к шурфу и столкнул бы отпальщика, но в эту минуту на полянке появились Мосалев и Курбатов, а с другой стороны подбежал Разумов.

Он разорвал плотное кольцо тел и, зная характер Петренко, не раздумывая, отшвырнул его от Зубкова. Его узнали, но крики не прекратились.

Петренко зашел с другой стороны, норовя ударить Зубкова, но Разумов оказался проворнее и с силой нажал на плечо драчуна.

— Пошто бьешь своих? — заорал Петренко, забыв о Зубкове и готовый драться со своим десятником.

Десятники с трудом уняли разбушевавшиеся страсти. Прибежавший на шум Ганин увидел разгневанные лица, сверкающие глаза, сжатые кулаки. — Что случилось, товарищи?