Точно так же, почти в тех же выражениях, отказались (через многие-многие годы!) от своих опрометчивых прошений и другие ходатаи. С той же легкостью отказались, с какой радели за шарлатана.
«Я была депутатом Верховного Совета СССР пятого созыва с 1958 по 1962 гг. В силу депутатских обязанностей мне за этот период неоднократно пришлось приезжать в Москву… Однажды в ресторане гостиницы, где я остановилась, ко мне подошел аккуратно одетый мужчина и познакомился со мной, представившись Двойрисом — бывшим работником ЦК ВЛКСМ… В ресторане я видела его неоднократно в различных, по виду солидных, компаниях… Двойрис попросил меня походатайствовать об увеличении ему пенсии: говорил убедительно, производил впечатление порядочного человека… Я поверила ему и согласилась войти с ходатайством в орган, ведающий назначением пенсий… Текст ходатайства… Двойрис принес в готовом виде, предварительно взяв у меня бланк депутата Верховного Совета СССР… Я это ходатайство подписала, хотя ни один из фактов, изложенных там, я не проверяла…»
Эти показания дала следователю через 26 лет после описанных в них событий бывший депутат Верховного Совета СССР, кандидат медицинских наук, доцент Кабардино-Балкарского государственного университета Фуза Карачаевна Блаева. Впрочем, мы оборвали цитату несколько преждевременно. Далее рассказ свидетельницы содержит факты ничуть не менее интересные. Во время последующих встреч Двойрис, который, как показывает Ф. К. Блаева, «утром, в обед и вечером крутился среди депутатов», попросил у своей новой знакомой еще один депутатский бланк. И она дала его. И что стало с ним дальше — не знает. По правде сказать, не знаем и мы. Зато мы хорошо знаем Двойриса. Так что догадаться, как именно использовал он дорогую добычу, не так уж и трудно.
Как ни весомы были ходатайства, сколь ни солидны заслуги «соискателя», в них перечисленные, бывший секретарь комиссии по персональным пенсиям при Совете Министров РСФСР Аксенов усомнился в их подлинности. По своей инициативе начал было проверку — и поразился: ни один факт не оказался фактом в подлинном смысле слова.
Результаты своих изысканий он изложил в докладной записке, но с его убедительными доводами, к сожалению, не посчитались.
Куда же пошел все-таки тот чистый бланк, который подарила Двойрису Ф. К. Блаева? С каким текстом он отправился в путь? Не с тем ли (или похожим), что в копии обнаружен у Двойриса при обыске? Мы имеем в виду ходатайство в Мособлисполком о выделении «старому большевику» и «бывшему секретарю райкома комсомола» участка для дачи. Ходатайство подписала бывший депутат Верховного Совета СССР Александра Тимофеевна Бондаренко, старший научный сотрудник Сочинского научно-исследовательского института курортологии.
Правда, о существовании такого ходатайства А. Т. Бондаренко сейчас не помнит, но самого Двойриса помнит хорошо. Помнит, как, бросив ради этого сессию, обсуждавшую вопросы государственной важности, приняла любезное приглашение «приличного человека», с которым только что познакомилась, посетить его на дому, где гостеприимный хозяин загнал ей втридорога дамскую сумочку и симпатичный свитерок. Не за эту ли дружескую услугу согласилась она поставить свою депутатскую подпись под письмом, текст которого сочинил, разумеется, сам же Двойрис?
Ходатайства, прошения, письма не оставались втуне. Тем более что за ними следовали грозные телефонные звонки («Говорит министр связи», — натужно переходя с фальцета на бас, кричал в трубку Двойрис), фальшивые справки, лесть, посулы, угрозы, взятки, «сувениры» в объемных пакетах — самые разные формы нажима, устоять перед которыми почти никто не сумел. Так появились у «ветерана труда», не набравшего к 70-ти годам и пяти лет рабочего стажа, огромная дача в Ильинском (несколько построек на участке) и двухкомнатная квартира (на Фрунзенской набережной — в центре Москвы), отремонтированные по последнему слову за государственный счет и обставленные мебелью, техникой, предметами искусства на сумму 36 597 руб.
Аппетиты, однако, все росли и росли. Размахивая ворохом мандатов и справок, он врывался в магазины, на склады, в кабинеты ответственных лиц и требовал — срочно, немедленно, сейчас же! — балык и колготки, икру и японские зонтики, дамские комбинации, свежий окорок, махровые простыни, копченые языки, сапоги на платформе, селедку в пряном рассоле и подписку на Виктора Гюго. В количествах, от которых у директоров магазинов и начальников складов выступала испарина на лбу.