Белые Россы

— Спасибо, хорошо… — тоже по-английски ответила «миледи», обернулась и что-то сказала темнокожему пилоту.

Тот с улыбкой передал лакированный саквояж Артему.

Поддерживая гостью за руку, Артем свел ее с трапа самолета и усадил на заднее сиденье машины.

Машина неслась в сторону города. По обочинам громоздились бигборды, с которых сытая физиономия Мишки Киселя обещала: «Я вас сделаю счастливыми!»

Кто-то из конкурентов-юмористов зачеркнул слово «счастливыми», а после слова «сделаю» поставил жирный восклицательный знак. «Я вас сделаю!»

Водитель, восхищенно разглядывавший Ирину в зеркало заднего вида, тихо сказал Артему:

— Вот что значит быть миллиардершей… Тетя-то в серьезном возрасте, а как классно выглядит!

— Это оттого, что никогда никого за глаза не обговаривала, — на чистом русском языке сказала Ирина.

У водителя глаза стали квадратными.

Артем зло посмотрел на него, обернулся к даме и автоматически попросил прощения по-английски, тряхнул головой и сказал по-русски:

— Он у нас на стажировке, простите, пожалуйста…

— За что? Хоть и угловатый, но все-таки комплимент.

— Меня Артемом зовут.

— Ирина Владимировна.

— А без отчества можно?

— Можно, — улыбнулась Ирина.

Андрей сидел в одном из кабинетов горисполкома. Рассказывал:

— Я его еще года два назад заприметил… Их тогда в кукольный театр вели… Стоим на красном светофоре, ждем… И они гуськом, как цыплята. Дениска последний, флажок красный держит… Сопли-ивый… Я посмотрел на него, улыбнулся, а он… — у Андрея навернулись слезы на глазах, — тоже посмотрел на меня и просит шепотом: «Дедуська, дай сладину». Шепотом, чтоб воспитательница не услышала. Я в гастроном, шоколадку накупил… И знаю, что не голодные они все, и сладким их кормят… Но ему не сладкое нужно, а сладина!! Той же весной я пасеку завел. Чтоб сладина, значит, была… Постоянно.

Андрей достал из кармана Денискин рисунок.

— О, смотрите, что рисует… Это он… Я знаю! Это он по подзатыльнику от отца тоскует… Отца не было… А он тоскует… А подзатыльник от отца-а… Это… Я знаю… Получал.

— Андрей Федорович, дорогой… У меня даже ком в горле… Честное слово… Но к моему огромному сожалению, мне не только нечем вас порадовать, но даже обнадежить. Все упирается в ваш возраст. Органы опеки и слушать ничего не желают. Законодательство не обойдешь.

— Я помирать не собираюсь. У нас в роду все долгожители по мужской линии.

— Законом четко определена верхняя граница возраста человека, после которой усыновление недопустимо.

— Ну, нельзя усыновить, давайте я его увнучерю… Какая разница? Мог быть у меня такой внук? Мог. Мог остаться без родителей? Мог. И жил бы с дедом…

— Остроумно, забавно и трогательно, но… невозможно.

— Валентин Степанович, я же… Он привык ко мне. И если его кто-то другой заберет… сбежит. Я его знаю. Он шалопут еще тот. Представляете, его мама бросила еще в роддоме, отказалась от него, а он в морду бьет каждому, кто о ней плохое слово скажет.

— Андрей Федорович, я собственного ребенка отдал бы вам со спокойной душой, но… закон есть закон.

— Хренотень это, а не закон.

Машина подъехала к подъезду пятизвездочного отеля «Европа».

Артем выскочил, галантно открыл дверь и подал Ирине руку.

— Я в вашем полном распоряжении, Ирина… Какие у нас планы?

— Через день мне надо быть в Гамбурге. Вы смогли бы сопровождать меня?

— Нет проблем.

— Это буквально туда и обратно.

— Гамбург… — задумчиво проговорил Артем.

— Что, не получается?

— Нет, нет, все в порядке… Ирина Владимировна, а мы смогли бы взять в самолет одну мою знакомую?

— Если у нее все в порядке с паспортом, какие вопросы?

— Понимаете, у нее отец на лечении в одной из клиник Гамбурга. Это и мой дядя тоже…

— Ноу проблем, Артем… А знакомая, выходит, твоя двоюродная сестра?

— Да. Спасибо. Сейчас в отель?

— Мне надо разыскать одного человека, — вместо ответа сказала Ирина.

— Давайте данные. Найдем.

— Ходас Андрей Федорович.

У Артема удивленно вскинулись брови.

— Уже нашли, — сказал он. — Я его племянник.

— Тесен мир… Значит, Артем Васильевич?

— Нет, Александрович… А вы кто?

— Твоя тетя… Несостоявшаяся… Как Андрей… Федорович поживает?

— Нормально. Живет за городом. В лесу. Один.

— А с Василием что случилось?

— Герой Чернобыля.

— Понятно…

Андрей подходил к своему дому по холмистой длинной лесной дороге, которая на горизонте упиралась в освещенные солнцем облака.

Еще издали, со стороны своего подворья, он услышал разухабистую песню:

Ой! Ой! Ой! Ты да душы прыпала,

Ой! Ой! Ой! Ты наша родна сала,

Ой! Ой! Закускі лепшае не маем,

Гэй, налівай, душа спявае!

Ой! Ой! Ой! Ты наша родна сала!

Ой! Ой! Ой! Цябе не будзе мала,

Ой! Ой! З табою наш народ гуляе,

Ой, душа спявае!

Андрей подошел к своей калитке и остановился в крайнем изумлении.

Под навесом баньки был накрыт стол.

Хлеб, сало, огурцы, чеснок, банка маринованных грибов. И аж две бутылки виски. Одна была уже пустая, так как лежала возле сала плашмя.

На скамейке, держа в руке дорогой блестящий мобильник, сидел хорошо одетый, плотный круглолицый молодой мужик и прихлопывал по мобильнику в такт песне.

Валет притоптывал у его ног и пробовал подпевать. Подвывал. Его малость пошатывало.