Белые степи

– Друзья мои, мой дом сегодня – аулаҡ өй (свободный дом). – На что вся толпа дружно захлопала и радостно загудела. Оказалось, что его маму с Заятом забрал к себе в гости старший зять в деревню Ботай. – Пойдемте все ко мне!

Когда толпа дружно двинулась в сторону второй, меньшей улицы к дому с елью во дворе, Салима нерешительно затопталась на месте. Как ей быть? Но тут в ее руку крепко вцепилась Мафтуха:

– Пойдем, чего оробела, попляшем вдоволь. Сам Ислам нас приглашает!

В небольшом доме друзья веселились от души. На свет заглянула и Хадиса с подругами. Но их никто за стол не посадил, не налил медовухи. Они потоптались, немного поплясали и, оскорбленные, ушли, чем вызвали вздох облегчения Салимы.

Но, на ее беду, в этот день уж совсем распоясался Ришат. Он уселся рядом с ней, оттеснив Мафтуху, пытался обнять ее, захмелевший, давал волю рукам и все шептал:

– Ну вот видишь, какой у них дом! Нищета. У них же ничего нет, да и откуда взяться пришлой голытьбе. А все пыжатся, изображают из себя кого-то, и не подступись! Ну и что, что они когда-то были богатыми? Как ты здесь будешь жить? Смотри, какая древняя печь, спят почти на голых нарах…

Видя, как Ришат теснит Салиму и, блестя маслянистыми глазками, что-то ей нашептывает, Ислам мрачнел как туча. С другой стороны, недобро сверкали глаза его сестренки Сагили, которая помогала брату ухаживать за друзьями. А когда мужчины вышли покурить, то сквозь женскую громкую болтовню Салима краем уха услышала во дворе какой-то шум, возню, выкрики. Когда все вернулись, Ришата среди них уже не было. Ислам старательно прикрывал на рубашке место вырванной с корнем пуговицы. А встревоженная Сагиля, быстро одевшись и не прощаясь с гостями, убежала в ночную темноту.

Постепенно друзья стали расходиться по домам. Засобиралась и Салима. Но хозяин задержал их с Мафтухой, мол, сам вас провожу. Он заново вскипятил чайник на глинобитной, потрескавшейся и дымящей печурке и гостеприимно угощал девушек. Как-то незаметно исчезла Мафтуха – сказала, что сбегает во двор по малой нужде, и не вернулась. Они остались вдвоем. Салима долго ждала возвращения подруги и, когда вскочила, чтобы одеться и идти домой, Ислам крепко схватил ее за руку и, испуганную и всю дрожащую, усадил обратно:

– Салима, родная моя, я не отпущу тебя. Не даешь согласия выйти за меня сама, так знай – завтра всей деревне будет известно, что ты осталась со мной одна. Считай, что я украл тебя. Не бойся, я не трону тебя, но и не отпущу… Не отдам тебя никому…

4

Зиму после этих ноябрьских праздников они прожили в этом самом маленьком домике. Мать Ислама Зухра про себя обрадовалась женитьбе сына, давно ждала молодую хозяйку в дом. Ей было уже сорок восемь, и хотелось покоя после всех перенесенных мучений, голодных лет и каторжного труда в бараке. Потому она часто намекала на женитьбу и все повторяла: «Кто долго выбирает, тому плешивая жена достается». Часто прикидывалась больной, чтобы Ислам хлебнул тяжесть хоть части женских трудов. И он безропотно ходил за водой, в урочище у реки за дровами (в то время дрова на зиму не заготавливали, рубили в кустарниках сухостой). Топил вечно дымящую печурку, ухаживал за коровой.

Ни одно увлечение сына ее не устраивало – не было среди них таких девушек, которые подошли бы Зухре в качестве невестки. И когда до нее дошли слухи, что Ислам провожает Салиму, то возрадовалась – видная она девушка, воспитанная, уважительная к старшим, не из тех, кто сами вешаются на мужские шеи, – вон сколько их сейчас после войны. Из хорошей семьи. Слышала она про ученость ее отца, да и приходилось встречаться, когда он приезжал в Худайбердино за сырьем для заготконторы. И потому часто как бы ненароком принималась нахваливать Салиму:

– Ах, какая она пригожая, эта приезжая дочка Ахметши! Скромная, работящая, уважительная. Да какая беленькая, взглянет, что ангел с небес! Вот кому-то повезет с женой, а? Как Ришат-то вокруг нее вьется, знает, что не ошибется.

Когда после праздников вернулась домой и увидела Салиму в своем доме, все поняла, обрадовалась, но напустила на себя строгость. Знала – чтобы человека подчинить себе, надо, чтобы он чувствовал себя виноватым. И потому с металлом в голосе сказала:

– Что, жениха себе привязала, не могли по-нормальному пожениться? Конечно, такие женихи, как мой Ислам, на дороге не валяются. Шустрой ты оказалась. Ладно, живите, там посмотрим.