Белые тени

— А может, лучше кто-то, у кого, напротив, нет сейчас служебных обязанностей и кто мог бы полностью посвятить себя этой серьезной работе. Тебе не кажется?

— Ну да.

Именно это он мог бы втолковать Лавинии, если бы тогда было время. Теперь в голове у него прояснилось. В самом деле, если необходимо привести мысли в порядок, нет ничего лучше ходьбы.

— Но кто же, кто в Амхерсте мог бы за это взяться? — спрашивает Мейбел.

— Да, кто?

Мейбел размышляет вслух.

— У издателей и профессоров времени не будет, ты прав… Но тогда… может быть… какая-нибудь женщина?

Остин вздрагивает, но не произносит ни слова. Их прогулка подходит к концу. Они должны распрощаться до вечера, он вновь постучится в ее дверь, когда Милисента уснет (Дэвид дежурит в обсерватории), так сказать, на десерт, насладиться кусочком неба после ужина, как изящно выразилась она однажды. Если он не сможет сдержаться, то сразу же расцелует ее розовые и нежные, будто персик, щеки, вишневые губы, пахнущие мускатным орехом волосы.

— Я не сомневаюсь, что ты найдешь решение, — добавляет Мейбел, всматриваясь в лицо Остина глазами орехового цвета. Порой решение самых запутанных проблем находится прямо у нас под носом.

Она стремительно удаляется, через несколько метров оборачивается, уверенная, что он по-прежнему смотрит ей вслед. Так оно и есть.

Остин возвращается в Эвергринс за полночь. Толкает входную дверь и на цыпочках поднимается по лестнице, стараясь не разбудить супругу и детей. Раздевается, умывается, сожалея о том, что вместе с водой смывается аромат любимой женщины, затем проскальзывает под одеяло с книгой. Проходит почти час, прежде чем он гасит лампу. Еще больше времени ему нужно, чтобы пришел сон, он ворочается, силясь отыскать удобное положение, чтобы не затекали ноги. Его раздражает эта история со стихами Эмили, ему кажется, что решение близко, но оно ускользает, стоит к нему приблизиться. Лицо Мейбел, ее тонкий силуэт, задорная улыбка стоят у него перед глазами, мешая сосредоточиться, и он вяло пытается прогнать эти видения, чтобы задуматься над проблемой, которую необходимо решить. Наконец два лица, Эмили и Мейбел, сливаются перед его взором, как две незнакомки, что случайно встречаются в зале ожидания на вокзале, и их столкновение вдруг высекает искру: ну конечно же, стихи Эмили нужно отдать Мейбел.

Когда Лавиния впервые пересекает порог дома Мейбел, она чувствует себя не то чтобы оробевшей, но ей слегка не по себе, ей кажется, будто она проникла в чужое государство, чьи нравы и обычаи ей неведомы. Гостиная, не слишком просторная, обставлена оригинально и со вкусом.

Мейбел своими нежными ручками наливает чай, и делает это изящно и грациозно, как и все остальное.

Лавиния вертится на шелковом диванном покрывале, расшитом золотыми и красными цветами.

— Это вы сами расписали? — спрашивает она у молодой женщины.

Когда-то восхищенный Остин рассказывал ей, что Мейбел иногда вручную расписывает материю такими красивыми узорами, будто это ткани из лондонского магазина «Либерти и Ко».

Мейбел звонко смеется:

— Ну что вы, нет, конечно! Мне потребовалось бы много месяцев! Я довольствуюсь куда более скромными задачами: иногда расписываю платки, шарфы, время от времени рубашки…

Лавиния кивает. Чай просто великолепен: горячий, но не обжигающий, слегка пряный на вкус, с цветочным ароматом. Она осматривается: гравюры, безделушки, глобус на вращающейся подставке, в центре комнаты — большой персидский ковер. В застекленном шкафу — разные природные диковинки: черепаший панцирь с яркой окраской, страусиное яйцо, жеода с серой пористой поверхностью и блестящей полостью, а еще странная продолговатая штука с бледной окраской, состоящая, кажется, из десятка тонких колец, разделенных равными промежутками.

Мейбел проследила за ее взглядом.

— Это скелет змеи, — объясняет она, прежде чем гостья успевает задать вопрос.

Лавиния кивает, будто перед ней самая что ни на есть обычная вещь, отпивает еще глоток чая и приступает наконец к делу:

— Вы, наверное, знаете, что уже несколько месяцев я собираю стихи Эмили, чтобы можно было издать книгу.

Мейбел молча кивает, ее напряженное внима-ние почти осязаемо.

— По правде сказать, работа продвигается не так быстро, как мне бы хотелось…

Она не решается упомянуть о Сьюзен, это было бы бестактно, к тому же та не смогла помочь: вот уже несколько недель она только и делает, что перебирает и перечитывает листочки, оставленные ей Лавинией, словно Эмили спрятала там какую-то тайну и взять ее можно лишь измором.

Мейбел снова кивает. Она уже знает от Остина, что работа не продвигается. Она улыбается Лавинии, побуждая ее продолжать. А та, похоже, и сама не понимает, что пришла просить: то ли совета, то ли помощи, то ли просто мнения со стороны.

Лавиния бормочет:

— Да, в общем… Я бы хотела… Мы попытались… Мне кажется, что…

Не в силах больше сдерживаться, Мейбел ее перебивает:

— Ну конечно, Лавиния, я была бы счастлива, счастлива взять на себя работу по подготовке книги к изданию.