Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)

Сорвал остатки сорочки с женского тела и привязал вторую ее руку к спинке кровати. Навалился всем телом, устроившись между распахнутых ног волчицы, придавливая ее к постели, коснулся губами ключиц, сосков, выступающих от глубокого дыхания ребер.

Когда раздался робкий стук в дверь, его молодая жена грязно выругалась. Под ее возмущенный стон Димитрий поднялся на ноги и пригласил:

— Войдите.

— Нет, — рявкнула Северина, но было поздно: дверь уже распахнулась, и на пороге застыла служанка, толкавшая перед собой столик, на котором стояло серебряное ведерко со льдом и бутылкой, два бокала и тарелки с фруктами и закусками.

Девушка замерла, созерцая неожиданную картину, и Димитрий приободрил ее:

— Входи, милая.

— Пошла вон, — тут же отозвалась его жена.

От столь противоречивых приказов девушка растерялась, но потом все же покатила столик вперед, тут же пробормотала слова извинения и выбежала, захлопнув за собой дверь. Димитрий проводил ее долгим взглядом, расстегнул пуговицу на брюках, улыбаясь уже самому себе.

— Смотри на меня, — потребовала Северина настороженным тоном, но уже было поздно.

Димитрий пошел к выходу из спальни, на ходу прихватив из ведерка холодную влажную бутылку шампанского и слушая, как за спиной жена бьется в путах и кроет его на чем свет стоит. В коридоре пробка выскочила из горлышка, залив ноги потоком пены, он сделал несколько глотков, поморщился от пузырьков в носоглотке. Не его любимый напиток, но сойдет и так.

Служанка нашлась в столовой, она убирала со стола, стоя спиной к двери. Он беззвучно шагнул к ней, одной рукой запрокинул ее голову себе на плечо, другой — вставил в губы девушки горлышко бутылки. Шампанское хлынуло ей в рот, и горло под ладонью заходило ходуном, отправляя спиртное в желудок. Если бы он был способен на милосердие, он бы сказал, что сейчас это было проявление жалости с его стороны.

Но ему никогда никого не было жаль.

Служанка забарахталась, расталкивая руками посуду на столе, несколько бокалов с печальным звоном упали на пол и разбились, как и положено на свадьбе "на счастье", сложенные стопкой тарелки поехали вбок. Димитрий отбросил бутылку, рванул обеими руками воротник испорченного шампанским форменного платья девушки, обнажил ее крохотные острые грудки, сжал их в ладонях, зарываясь лицом в ее волосы, втянул носом ее чистый человеческий запах.

— Пожалуйста, господин… — забормотала она, — пожалуйста… пожалуйста…

Они всегда его просили. Только не договаривали, о чем.

Он содрал платье с плеч девушки, потянул его вниз, с треском снял с бедер. Сорвал белье, и она осталась в одних тоненьких чулочках. Димитрию понравилось, что эта девочка носит такие кокетливые чулочки под строгим платьем прислуги, поэтому их он решил оставить.

— Ш-ш-ш, — прошептал он ей на ухо, приглаживая по затылку рукой, как сноровистую беспокойную лошадь, — я не обижу, я буду добрым с тобой.

Девушка задрожала, пытаясь оглянуться на него через плечо, пригибая голову под его ладонью, перебирая ногами, будто и впрямь молодая кобылка. Он толкнул ее вперед, грудью на стол, и она неловко охнула, оказавшись среди еды и тарелок, но осталась стоять смирно и не дернулась обратно.

— Нет, — в столовую вихрем ворвалась Северина, на ее руках еще болтались обрывки пут. — Не смей этого делать.

— Да, — возразил он, с усмешкой глядя ей в глаза, и сильным толчком вошел в покорное тело служанки.

Та резко, пронзительно вскрикнула, Димитрий стиснул волосы на ее затылке, намотал на кулак, заставил выгнуться под собой, оттянув далеко назад ее голову и уверенными размашистыми движениями прижимая низ живота к ее ягодицам. Глаза у девушки закатились, руки заскользили по разбросанной посуде, с губ слетел гортанный стон — сейчас он трудился для ее удовольствия, а не для собственного.

А его новобрачная жена все это время не переставала вопить:

— Нет. Нет. Нет. Нет.

Димитрий отпустил волосы девушки, подхватил ее колено, положил его на край стола, распахивая ее бедра шире для себя, и удвоил темп. Служанка плотно зажмурилась, оставляя глубокие следы зубов на костяшках испачканных соусом пальцев, содрогнулась всем телом один раз, другой. Трехъярусная ваза с фруктами и сладостями опасно покачивалась, посуда звякала при каждом толчке. Северина почти сорвала голос.

Он кончил, лишь на миг оторвав взгляд от своей новобрачной жены, и тут же оставил растрепанную служанку в покое, вытираясь краем накрахмаленной скатерти со свадебного стола. На ткани остались розовые следы: девственная кровь смешалась с мужским семенем и дала такой цвет.

В брачную ночь положено терять невинность.

Впереди их ждала долгая-долгая супружеская жизнь.

Цирховия Двадцать восемь лет со дня затмения