Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)

Северина раздраженно отвернулась к окну, пригладила навострившего уши Маркуса.

— Унеси это. Съешь сама, выкинь — мне все равно.

Служанка с поклоном удалилась.

Наконец, в дверях появился сам Димитрий. Северина смерила его хмурым взглядом и спустила кота на пол. В руках мужа красовался продолговатый черный бархатный футляр, и она фыркнула, заметив очередной подарок. Не стоило даже тешить себя надеждой, что Димитрий пытается загладить их утреннюю ссору. Нет, она не настолько наивна, чтобы верить в это. Он явно добивался чего-то другого, и ничего хорошего не стоило и ожидать.

— Подойди сюда, — позвал он, остановившись перед большим, в пол, зеркалом, и Северина неохотно послушалась. Она инстинктивно прижала ладони к животу, словно муж мог в любой момент вырвать из нее ребенка, лишить того, что сам же и дал. Впрочем, разве она не призналась самой себе, что ожидает самого худшего? Ее супруг был из тех людей, кто способен на все, даже на самое жуткое безумие.

Димитрий вынул из футляра золотое ожерелье с одинокой каплевидной жемчужиной посередине, встал за спиной жены и надел его на ее шею. Чуть дернул назад концы — она невольно схватилась за горло, ощутив, как впилась тонкая золотая полоска в кожу, перекрывая дыхание. В отражении ее блистательный супруг смотрел на нее и улыбался.

Это длилось буквально долю секунды — Северине показалось, что прошел час. Она судорожно вдохнула, как только почувствовала, что удавка ослабла, а Димитрий отвел взгляд, застегивая крохотный замок.

— Оно мне не нравится, — проговорила она и сглотнула.

— Это ожерелье моей матери, — пожал он плечом, — оно нравится мне.

Северина почувствовала, как скрипят ее зубы. Его физическое насилие длилось всего одну ночь, моральное — продолжалось бесконечно. Сейчас оно имело привкус сладкого цветочного аромата и цвет драгоценных металлов, но от этого не стало менее невыносимым.

— Тебе не нужно засыпать меня подарками, — Северина попыталась отойти, но муж крепко удержал за плечи, — свой главный подарок ты мне уже подарил. — Она положила руку на живот, сомневаясь, продолжать ли. Ради ребенка, наверно, все же стоило. — И я не собираюсь лишаться беременности, зря ты так подумал.

— Мы же не можем позволить окружающим думать, что ребенок нежеланный? — спокойно возразил Димитрий, приподняв бровь. — Мало ли найдется недоброжелателей, которые в будущем захотят оспорить наследование трона только потому, что добудут свидетельства, что мать его нагуляла? Я не допущу такого.

— Я не могла его нагулять, — тут же вспыхнула Северина, ощутив знакомый приток ярости. — Ты лишил меня секса вообще на долгие годы.

Муж продолжал молча смотреть на нее через отражение, все так же сжимая ее плечи в своих сильных руках, и она обмякла.

— Ян — человек. Я все равно бы от него не забеременела.

— Где один любовник, там и другой, так ведь говорится? — отозвался он, словно только и ожидал ее признания. — Таким, как ты, маленьким шлюшкам, только дай волю. Никто не должен усомниться: я рад этому ребенку, потому что он мой.

— Хорошо, — он так опустошил ее, и голос вышел ломким и сухим, — дари все, что хочешь. Я все приму.

Отражение Димитрия в зеркале оскалилось.

— Тогда у меня для тебя еще один подарок, дорогая. Последний, — он наклонился к ее уху, совсем как недавно, когда при всех целовал в висок, и шепнул: — Твоя свобода.

Северину будто молнией пронзило. Она вскинула глаза, не веря своим ушам, боясь даже вымолвить слово, а в голове набатом стучало только одно: "Свобода. Свобода. Ян. Ян".

— Ян? — кажется, ее губы произнесли это имя против воли. Ей казалось, что она бежит к приоткрытой двери навстречу яркому свету и осталось совсем чуть-чуть до момента, когда вырвется туда, где ее уже никто не сможет достать.

Все еще улыбаясь, Димитрий качнул головой.

— Только. Твоя. Свобода. Ты ее заслужила, дорогая. Как только родишь мне наследника, разрешу тебе уехать. Ты отправишься в дарданийские монастыри.

Не совсем тот желанный уголок, который Северина себе представляла, но разве не так давно она сама не признавалась Яну, что мечтает вырваться хотя бы туда? Куда угодно, лишь бы подальше от разрушающей, лишающей рассудка, больной любви-привязки. Она поежилась, пытаясь смириться с перспективой.

— Думаешь… климат гор не повредит малышу?

Супруг посмотрел на нее так, словно она сморозила милую, но очень смешную глупость.

— Ребенок останется здесь. Ты уедешь одна.

Несколько мгновений — или суток — Северина пыталась осмыслить сказанное, а потом неожиданно самой для себя заорала:

— Что?

— Ты все прекрасно слышала.

Димитрий развернулся и пошел к выходу, а она побежала за ним следом, путаясь в длинных полах домашнего платья и рискуя упасть. Схватила за руку и буквально повисла на ней:

— За что ты так со мной? За то, что изменила тебе с Яном? Да ты сам мне изменял тысячу раз.

Он стряхнул ее — возможно, чуть более аккуратно, чем всегда — и рывком распахнул дверь.

— И что? Запрешь меня в монастырях, как собственную мать? — взревела она, выбегая следом за ним в коридор.