Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)

Зато помятое лицо человека, который без стука вошел в столовую, красноречиво говорило само за себя. Измученный похмельем, Ян подошел к столу, отложил на край принесенную с собой картонную папку с бумагами, взял ближайший свободный стакан, налил сока и залпом выпил. Не прекращая жевать, Димитрий проводил взглядом действия начальника своей личной охраны, а слуги как по команде побледнели.

— Нам надо поговорить, — выдохнул Ян, со стуком вернув стакан на место.

Димитрий сделал знак слуге и через пятнадцать секунд получил новую порцию горячего чая. Он отправил в рот ломтик бекона и принялся задумчиво его пережевывать. Казалось, ничто в мире не заботит его больше, чем тщательное усвоение пищи.

— Будь я проклят, сейчас же, — взревел начальник охраны и тут же схватился за виски, поморщившись от приступа головной боли. Он тяжело осел на стул и напустил на себя вид больной и печальный. Слуги переглянулись.

Димитрий сделал глоток из чашки, повернул голову, кивнул — троица с облегчением вылетела прочь из столовой, оставив собеседников наедине. По крайней мере, если правитель выйдет из себя, они не попадут под горячую руку первыми.

— Зачем ты пришел, Ян? Я не звал тебя, — проговорил наместник ровным голосом.

Начальник охраны схватил с края стола папку, помял в руках, положил обратно.

— Я пришел, чтобы заключить сделку.

— Сделку? Со мной? — насмешливо переспросил Димитрий.

— Да. Сделку, — на лице Яна заиграли желваки. — Я ведь коммерсант, ты же помнишь? Сделки — это то, что получается у меня лучше всего.

— Ну не скромничай. Ты — человек многих талантов, — мягко возразил наместник, намазывая серебряным ножом на ломтик хрустящего хлеба нежно-белое масло.

Ян сглотнул, наблюдая, как держат эти пальцы этот нож: ему уже доводилось видеть, какой силой броска эти руки обладают. Возможно, через пару секунд серебро будет торчать из его собственного лба. Собравшись с духом, он все же продолжил:

— Эта сделка касается твоей жены.

— Мою жену ты убил, Ян, — голос Димитрия по-прежнему звучал ровно и спокойно, лезвие плавно скользило по маслу, открытая ладонь другой руки легко поддерживала хлеб, — воспользовался одним из своих многочисленных скрытых талантов. Ты ведь помнишь?

Тот нахмурился, но взгляда не отвел.

— Значит, эта сделка будет тем более тебе интересна.

Димитрий отложил уже готовый бутерброд, чуть помедлил и опустил на льняную скатерть нож. Неохотно посмотрел в сторону папки, словно ожидал, что оттуда вот-вот выпрыгнет ядовитая змея.

— Что там?

— Информация, — Ян поджал губы.

— И что же ты хочешь взамен?

— Ничего особенного, Дим, — начальник охраны, несомненно, допустил вольность, назвав наместника былым фамильярным сокращением от имени, но острую, предупреждающую ухмылку в свой адрес проигнорировал, — я хочу, чтобы ты прекратил издеваться над Севериной. Не отбирай у нее ребенка. Проклятье, кто как не мы с тобой, выросшие без родителей, знаем, как это жестоко — отобрать у ребенка мать? Не отсылай ее в горы. Сжалься над ней. Это же и твой ребенок тоже. Я знаю, что ты ненавидишь ее, но вы же можете договориться, вы же можете хотя бы делать вид…

— Не отбирать у ребенка мать? — с издевкой перебил его Димитрий, откидываясь на спинку стула и поигрывая салфеткой. — Или не отбирать у тебя любовницу? О чем ты по-настоящему просишь?

Ян в бессилии опустил голову.

— Я знаю, что не имел права трогать твою жену… — пробормотал он, — я не имел права наслаждаться своим счастьем после того, как поступил с тобой… подумать только, ты остался один по моей вине, а я благодаря тебе нашел Северину… но ты же знаешь, каково это, когда любишь…

— Нет. Не знаю, — пожал плечом Димитрий, глядя ему прямо в глаза.

Его собеседник вдруг вскочил на ноги, схватил папку, взмахом руки смел с края стола посуду. Брызнул в стороны прозрачный фарфор, желтыми и алыми кляксами расплескалось по полу варенье, раскатился хлеб, зазвенели, подскакивая, приборы, но наместник и бровью не повел. Ян положил перед ним раскрытую папку.

— Смотри. Клянусь, что теперь я не прикоснусь к Северине и пальцем. Если ты так желаешь — так и будет. Это наказание я вполне заслужил. Если надо — сам уеду. Ты меня больше никогда не увидишь, и она — тоже. Только пожалей ее. И вашего ребенка.

Он говорил что-то еще, покрасневший, помятый с похмелья и возмущенный, размахивал руками, в нарушение всех правил субординации нависая над сиятельным наместником, и почти кричал, а Димитрий невольно опустил взгляд вниз и посмотрел. Сверху лежала большая фотография, из-под нее выглядывали еще какие-то листки, но он не стал перебирать их и читать исписанные убористым почерком строчки, а только смотрел, и смотрел, и смотрел на изображение. Лицо его оставалось все таким же безмятежным и спокойным, дыхание не участилось, кулаки не сжались и тело не напряглось. Он всегда отлично владел собой.

— Дим.