— Уходи, Ян, — на благородном лице наместника впервые за все утро отпечаталась усталость. — Ничего не надо делать. Скажи Северине… скажи ей все, что хочешь. Я не буду отбирать у нее ребенка, я не буду запрещать тебе ее видеть. Я дам ей развод, если нужно, чтобы ты женился на ней. Только уходи. Оставь меня в покое.
Начальник охраны затушил сигарету в одном из уцелевших блюдец, хотел что-то сказать, но передумал. Он хорошо знал Димитрия и умел чувствовать момент, когда перегибать палку не стоит, поэтому в конце концов сдался и ушел.
Как только дверь закрылась, наместник снова опустил взгляд на фотографию. Женщина на ней была знакомой — и все-таки другой. Ее темно-каштановые, с золотистой искрой волосы стали длинными, до самой талии, лицо — раскрашено на национальный манер. Платье нардинийское, бесстыдно-открытое, но она, похоже, чувствовала себя в нем привычно, на запястьях, локтях, в волосах, в ушах, на шее — всюду золото и драгоценные камни. Она стояла на балконе, увитом белыми и розовыми цветами, подняв руку, улыбаясь. Димитрий прекрасно знал этот жест. Так приветствуют подданных. Мужчина, находившийся рядом, принял точно такую же позу. У него были смоляные кудри, темные глаза, смуглая кожа, острый крючковатый нос. И глаза человека, который ненавидит свое место.
Димитрий уделил императору только секунду внимания и снова переключился на женское лицо. Он смотрел, и смотрел, и смотрел, жадно впитывая глазами каждую даже едва видимую деталь, каждую мелкую черточку, не замечая, как губы тронула слабая, теплая, такая несвойственная ему нежная улыбка.
Великая императрица, первая мать Нардинии, Мирового океана, Раскаленных островов, Мертвых земель и Проклятой пустыни — так величали ее в официальной речи.
Девочка-скала — так называл ее он.
Петра.
Дарданийские горы.
Двадцать восемь лет со дня затмения.
Конечно, Эльза имела представление о том, как выглядит гостевая часть монастырей, и мысленным взором так и видела роскошную мебель, дорогие тканевые драпировки, столы с вкусной едой, тишину и покой комнат отдыха, красоту смотровых площадок. К проживанию в "служебной" части горной обители она тоже в дороге морально готовилась, но оказалась все-таки не достаточно готова.
Коридоры, выдолбленные прямо в земляной породе, голые и наполненные свистящими сквозняками, мрачные лица облаченных в грубые темно-коричневые власяницы людей, сурово поджатые губы красноруких монахинь, желтые свечи, дрожавшие в темных углах и почему-то делавшие окружающий мрак еще темнее — вот что встретило Эльзу. Ей стало любопытно, в таких ли условиях живет в своем подземном мире ее брат Кристоф? Как он выдержал там, во тьме, без солнечного света, столько лет? Ей, например, уже хотелось бежать отсюда. Но вместо этого она, сложив руки на груди в защитном знаке, упрямо плелась в хвосте процессии таких же послушников, идущих в келью настоятеля.
В пролете каменной лестницы ее взгляд упал на узкое окно — просто дыра в камне, без стекла, открытая всем ветрам. Ослепительная белизна снега обожгла глаза, высота снаружи была огромной — падать и падать — и тут же закружилась голова. Эльза схватилась рукой за стену, испугалась, что камень под ладонью сейчас просядет, и она провалится туда, но ничего не случилось, и никто не обернулся на шорох, не обратил на нее внимания, и пришлось собраться с духом и поспешить, чтобы не потеряться.
Процессия уже свернула за угол, а Эльза растерялась: с другой стороны от поворота дверной проем открывал выход в лес. Она остановилась в замешательстве, разглядывая опавшую серую листву, густую, словно ковер на земле, влажные мшистые древесные стволы, клубящиеся меж деревьев сумерки, бесцветное небо…
Оглянулась, вспоминая, что видела на лестнице: снег, снег, бесконечный снег и унылый свист ветра. Но как же так? Тут, в этом лесу, стоит не зима — осень, и снега нет в помине, и все какое-то непонятное, серое или блеклое, совершенно не обжигающее глаза, а убаюкивающее, манящее и в то же время пугающее…
Только теперь Эльза сообразила, что смотрит даже не в дверной проем, там не было косяка или петель как таковых, а просто в провал в стене или в размытое пятно экрана. По ту сторону реальности, в самой дали, где деревья сгущались, ей вдруг почудился человеческий силуэт. Он приближался, уже можно было различить светлую одежду — и тут по спине Эльзы побежали мурашки, она развернулась и изо всех сил побежала за другими послушниками. На нее, запыхавшуюся, взволнованную, наконец-то посмотрели, но по выражению лиц Эль поняла: никто из них не видел тот проем и тот лес, никто не заметил ничего необычного, как она. Что это? Она сходит с ума? Или это происки высших сил? Тех сил, которые научили ее сводного брата ходить сквозь стены…