Сделав знак Безликим отступить, он повел Алекса новыми коридорами, сворачивая, поднимаясь по коротким лестницам или длинными переходами спускаясь на уровень ниже, пока не остановился перед одной из комнат. Толкнул дверь и пропустил вперед.
Говорят, вся человеческая жизнь — это бесконечный лабиринт коридоров и дверей. Разными коридорами пойти можно и разные замки отпереть, и от того, какой поворот выберешь, какой порог переступишь, зависит весь дальнейший путь. И как в темпле темного бога, в этом лабиринте жизни так же легко заплутать, сделать неверный выбор, сгинуть. Жалел ли Алекс, что, очертя голову, шагнул в неизвестность?
Даже через несколько дней после того шага, сгорая от лихорадки у стены праздничного здания, куда его никогда по-хорошему бы не пропустили, он ни о чем не жалел. Перед глазами, подернутыми мутной пеленой, стояла только Эльза. Дождавшись подходящего момента, когда со стороны улицы донеслось хриплое карканье клаксона и чьи-то громкие голоса, Алекс выбил локтем стекло в окне нижнего этажа и забрался внутрь. Пустая комната была погружена в полумрак, но оказалось, что так его глаза лучше видят. Несмотря на головокружение, план помещений он все еще помнил наизусть, поэтому машинально потер плечо в том месте, где саднили и пульсировали жаром следы острых зубов Димитрия, и двинулся в нужную сторону.
До сих пор что-то царапало Алекса изнутри, когда он вспоминал, как увидел брата Эльзы, когда ворвался в его покои. Конечно, радушного приема ожидать не стоило, и разговор назревал непростой, но в реальности все вышло совсем не так, как представлялось даже при самых нерадужных прогнозах.
Димитрий сидел в кресле, откинувшись на спинку и вытянув длинные ноги, рубашка на груди была расстегнута, сбоку на шее под ухом виднелась запекшаяся кровь. Нечто едва уловимое в позе, неестественно напряженные мышцы, поверхностное дыхание, заметное по движению грудной клетки, стиснутые на подлокотниках пальцы — все признаки говорили, что хозяин комнаты испытывал в тот момент нестерпимую боль. Его губы шевелились, а так как других собеседников поблизости не наблюдалось, разговаривал он, похоже, сам с собой. Алекс моментально испытал сбивающее с ног разочарование. О чем можно договориться с сумасшедшим? Но почему тогда Эльза, по слухам, доверяет его мнению? Никто в здравом рассудке не станет полагаться на слова душевнобольного.
Пока Алекс колебался в своих сомнениях, Димитрий неохотно поднял на него глаза, пустые, выгоревшие до белизны от какого-то внутреннего накала, с жуткими крохотными зрачками, и сделал знак занять кресло напротив.
— Ян, подай нашему гостю вина. Спроси, что он предпочитает.
Говорил он тоже с трудом, язык едва поворачивался во рту, но Алекс все же решил рискнуть и воспользовался приглашением. Димитрий сам изгой среди аристократов, он единственный, пожалуй, лишен присущего его слою общества снобизма, на своей шкуре знает, что такое быть паршивой овцой в благородном стаде. Ему не к лицу морщить нос от того, кто стоит на ступеньку ниже, учитывая, с кем якшается сам. Тем более, предложить Эльзе покинуть семью — разве не открытый жест презрения к существующим порядкам? Разве их интересы не совпадают хотя бы в этом? Его нужно лишь убедить, что Алекс — лучший вариант для сестры.
— Мы что теперь, потчуем тут всех подряд? Привечаем всех сирых и убогих? — довольно нахально отозвался доходяга по имени Ян. — Скажи ему, чтобы шел отсюда, и дело с концом. Меня он не слушает.
Димитрий глянул на дерзкого слугу так, что показалось — вот-вот прыгнет и вцепится в глотку, и по непроизвольной реакции Яна стало понятно: на самом деле тот побаивается господского гнева. Побаивается, но все равно стоит на своем. Зачем? Не желая нагнетать обстановку, Алекс поторопился отказаться:
— Я ничего не хочу. Мне нужно только поговорить.
— Говори, — равнодушно бросил Димитрий.
— Ты сам знаешь, что он скажет, — снова встрял Ян. — Что влюбился в твою сестру, а она его на дух не переносит, видеть не хочет. Все же понятно, что ничего ему не светит. Не стоит даже тратить время на него. — Он послал Алексу невинную улыбку. — Что так удивился? Это моя работа — все знать.
— Хочешь рассказать мне, как любишь Эльзу? — в глазах Димитрия мелькнуло нечто незнакомое, словно чернила на миг плеснули в расплавленное серебро. — Мне?
— Да, — Алекс покосился на нахального Яна. Вот бы кому врезать. Мало того, что промурыжил несколько дней в ожидании, так и теперь еще язык подкладывает. — Вообще-то, Эльза тоже меня любит… любила. Я хочу ее вернуть. Я хочу сделать ее счастливой. Я хочу доказать…