Она, конечно, не была святой и много раз ошибалась — в брате, в Алексе, в людях вообще — но нареченного своего почему-то видела трезво, без всяких розовых очков. Трусливый, самовлюбленный, озабоченный тип, которому ей придется до конца жизни греть постель и рожать детей, при этом улыбаться, придерживая его под локоть на светских приемах, блистать украшением семьи в его родовой книге и, возможно, напиваться, как мать, когда степень отвращения перехлестнет допустимые пределы. Впрочем, такова участь многих женщин ее круга.
Этот запах перевернул в ней все. Откуда он взялся?
Северина, крутившаяся рядом в начале вечера, куда-то запропала. Эльза украдкой огляделась, но взгляд не задержался ни на чьем лице. Кто же он? И, пресвятой светлый бог, сколько же людей, подобных ей, проживают свои жизни, так и не познав этого, почему же Эльзу участь не миновала? Мало ей запутанных отношений с Димитрием, мало болезненного расставания с Алексом, мало грядущего тягостного брака. Нет, в дополнение ко всему она теперь будет вечно принадлежать кому-то еще.
Стоявший неподалеку господин — по виду ровесник отца Эльзы — странно покосился на нее, и она вспыхнула: какие же флюиды сейчас источает ее тело? Флюиды мощного сексуального притяжения, которое испытывает и транслирует для своего единственного ее волчица. Приди. Возьми меня. Я твоя. Повезло, что Хорас отошел раньше, чем все вышло из-под контроля, а то, чего доброго, принял бы ее желание на свой счет.
Она сделала судорожный вдох, полный мускусного, чужого, незнакомого и в то же время какого-то родного аромата. Никогда еще внутренний зверь Эльзы не ощущался таким… диким. Никогда еще ей так не хотелось соединиться с мужчиной… нет, не мужчиной, волком, и не важно, в человеческом или зверином обличьи. Выгнуться, подставить грудь под его руки, чтобы содрал с нее платье, сшитое из нежной ткани, а теперь казавшееся грубым власяным мешком, раздражающим кожу, освободил раскаленные и пульсирующие соски, принес им облегчение влажным ртом. Чтобы ноги ей раздвинул. Ей будет больно, но боль первого соития ничто по сравнению с возможностью стать с Ним единым целым. Она — женщина, она рождена, чтобы пройти через боль, даря наслаждение своему мужчине, и как только раньше этого не понимала?
Не осознавая до конца, что делает и кого ищет, Эльза двинулась туда, куда вел ее запах. Взрослые и молодые волки раздували ноздри, оборачивались на нее, но она их не замечала. Танцующие ненароком толкали ее, но она упрямо шла дальше, не спуская глаз с портьеры, прикрывающей коридор для слуг. Кто-то, предназначенный ей судьбой, без всяких сомнений находился там, за плотной темно-бордовой тканью. Когда до выхода оставалось несколько шагов, навстречу Эльзе, заставив вздрогнуть, выскочил слуга с вазой запеченных в сахаре орехов. Он даже не обратил внимания на благородную молодую госпожу, торопливо обогнул ее, стремясь скорее доставить груз к фуршетному столу.
С бешено подпрыгивающим сердцем Эльза остановилась перед портьерой. Кто бы он ни был — сейчас она отдернет занавесь и увидит его лицо. Страшно? Очень. Любить вообще страшно, уж теперь-то Эль это знала. Любить без права выбора — страшней вдвойне. Может, поэтому ей чудилось, что там, за непрозрачной тканевой преградой, стоит Алекс? Разум обманывал сам себя, подменяя реальность фантазией о том, кого Эльза так до конца и не забыла, оттого и запах, поработивший ее, имел вымышленные нотки, присущие только одному человеку. Но волки не привязываются к людям, это невозможно.
Несмотря на громкую музыку, смех гостей и бесконечное жужжание множества голосов в зале, она слышала, как он дышит. Стоит и дышит там, за портьерой, и не торопится выходить. Эльза подняла руку, коснулась ткани, замерла. Страшно. Как же набраться решимости и заставить себя посмотреть? Что, если он окажется чудовищем, даже худшим, чем ее брат? Или стариком? Или женатым человеком? Может, лучше убежать? Уехать домой, спрятаться, забыться? Подумаешь, привязка. Вдали от источника напасти Эльза как-нибудь ее переживет…
Но убежать она не смогла, осталась на месте, провела ладонью по занавеси, будто слепая, наощупь изучающая мир, и внезапно чья-то рука с той стороны тоже ее коснулась. Их пальцы встретились — его сильные, горячие даже через ткань, дающие опору, и ее трепетные, испуганные, дрожащие — пошли вверх и вниз, танцуя друг вокруг друга, изучая, знакомясь. Забыв обо всем, едва дыша, Эльза положила на портьеру вторую ладонь. И тихонько выдохнула, когда Он потрогал. Он испытывал то же, что и сама Эль, теперь она в этом не сомневалась, вместо слов ей все сказали его руки. Незнакомец отвечал ей, тянулся к ней так же, как она — к нему. Сложный букет его аромата раскрылся и заиграл перед ее волчицей, как полотно, насыщенное яркими красками, заставил трепетать ноздри и еще сильнее гореть тело. Эльза закрыла глаза, наслаждаясь этим ощущением, растворяясь и уплывая в волнах нового чувства.
Он тоже желал незримую ее.