Ушли бояре, а душа Ярополка не встала на место. Бродил по палатам, щурился на челядь, пугая холопок своим мрачным видом. Отвёл одну девку в ложницу, помял бока, да что-то не сладилось. Не до утех ныне князю Ярополку - ослаб. И телом ослаб, и разумом - напала какая-то хмарь, от которой как ни потряхивай головой не избавиться. Может сглазили Ярополка? Хотел было обратиться за советом к Даджбоговым волхвам да рукой махнул - ничего нового они ему не скажут. Если бы ударили сейчас новгородцы на Киев, так сразу бы стало легче, но Владимир медлит - ждёт, когда гнилое яблочко само упадёт с ветки. И великий стол ему достанется, и эта холопка, которую Ярополк пробовал да не распробовал - зуб сломался. А девка хороша, смотрит огромными глазищами и ждёт, когда Ярополк соберётся с силами. Широки бёдра у девки, рожать легко будет, и груди велики - корми да корми чадо за чадом. А семя в этот огород Ярополк так и не вбросил и, наверное, всё это неспроста. Может быть в этом и есть знак Даджбогов, о котором его волхвы говорили? Бессильный князь не нужен народу.
- Как зовут-то тебя?
- Светляна.
А больше сказать нечего - отослал прочь. На крыльцо вышел, кинул взгляд: челядь суетится, мечники звенят бронёй и ждут княжьего слова. Сел колодой в седло, чтобы не стоять истуканом и выехал за ворота. В эту пору Киев людским гомоном обычно полон, а тут тишина. Вместо голоса человеческого - собачий лай.
С киевских стен Владимиров стан как на ладони. В самом центре возвышается шатёр рабича, а у бояр шатры попроще. Думал Ярополк, что от этого зрелища шевельнётся злоба в его сердце - не шевельнулась. Разве что слегка удивился на Владимировых мечников, которые ходили под стенами без опаски, а иные справляли нужду в киевский ров. А потом понял, что нечего бояться ни князю Новгородскому, ни мечникам его. Не ударят киевляне со стен стрелою и мечи для вылазки не вынесут из ножен, потому что слабы, и слабость эта от князя Ярополка.
И в следующую ночь опять полыхнуло, а потам среди белого дня разыгралась нешуточная гроза, от которой у боярина Блуда закололо в боку, а вбежавшая со двора Славна заорала благим матом:
- Пропадём все, как есть пропадём из-за князя Ярополка.
Хотел боярин её оттаскать за волосья, чтобы не болтала при челядинах чего ни попадя, но потом только рукой махнул. Такой страшной грозы в эту пору никто не помнил. Так что не только дурёхе Славне просятся на язык слова:
- Прогневил княж Ярополк Перуна.
Торговый ряд выгорел чуть не дотла, а с того пепелища до Блудовой усадьбы руной подать. А коли полыхнёт усадьба, то с кого спрашивать - с Перуна или с его печальника щербатого Бакуни?
Сорвался боярин из усадьбы, а вслед ему ропот несётся из киевской толпы:
- Прогневил княж Ярополк Перуна.
С тем и прибыл боярин Блуд в Детинец и прямо с порога, углам не поклонившись крикнул:
- Бежать надо, князь, иначе беда - откроют киевляне ворота Владимиру, а то ещё пожгут старшину, кто супротив новгородцев скажет слово.
У Ярополка и без того лицо смурное, а от слов Блуда он и вовсе тёмен стал. Сидел в своем кресле князь нахохленным гавраном, бессильно опустив руки-крылья, и боярину вдруг отчего-то ударило в голову – не жилец. Нечем жить князю Ярополку, а не то что властвовать. Выгорело у него всё нутро, а пепел от пожарища проступил на лице. И стоять под рукой Ярополка теперь смертельно опасно, рано или поздно, но рухнет он на земь истлевшим дубом, поломав кости своим ближникам.
- Бежать тебе надо в Родню, княж Ярополк, там и стены надёжные и припасов хватит, чтобы пересидеть лихолетье. А тем временем народ опамятует под рукой Владимира, которая только на расстоянии ласкова, а уж как доберётся до горла, то мало не покажется.
Боярин Блуд о себе хлопочет, жалко терять нажитое. Но это не большая вина, ведь и князь Ярополк тужит о себе, а не о киевлянах. Ярополкова вина в страданиях народа начальная, а значит главная. Он толкнул камень, который покатился с горы, собирая за собой всё, что без этого толчка оставалось бы в равновесии, а потому и не вправе Ярополк с других спрашивать. Пусть поток времени всё расставит по своим местам. Не исключено, что Владимир, взяв чужое, этим чужим поперхнётся, а Ярополку зачтено будет его смирение. Не каждый способен уйти с великого стола, осознав свою вину.
- Скажи Одинцу, пусть готовит дружину. В ночь выступим через Южные ворота. Ты боярин, со мной поедешь в Родню. Не могу тебя оставить на съедением волнам, а остальные ближники пусть решают сами.
У Блуда от княжьей заботы заурчало в животе - неужели догадался Ярополк, что ближник мыслями не чист? Хотя в чём же вина боярина, коли князь слаб и не может править. А Блуд ещё в здравии и силе, и этой силы ему хватит на добрых два десятка лет, если, конечно, его не лишат жизни чьей-нибудь злой воле. И принесла же нелёгкая его в Детинец с советами. Как-нибудь и без боярина Блуда сообразил бы Ярополк, что пришла пора уносить ноги.