Белые волки

Конечно, она забеременела. И перестала быть ведьмой. Хорошо, что ее мама не видела этого – она тихо скончалась во сне в ту самую ночь, когда все случилось. А Виттор, видя ее беспомощность и зависимость от него, снова стал заботливым, нежным и предупредительным. Учил ее жить в новой ипостаси. Ирис честно хотела ненавидеть его, но ребенок, толкавшийся в животе, постепенно вытеснял из памяти страшные, полные боли и ярости моменты. А еще она осознала, что не может сопротивляться его воле. Виттор обратил ее, и теперь его желания стали и ее желаниями тоже, а ему хотелось ее любви и покорности.

Виттор купил ей новую мебель для детской, возил по врачам и старательно изображал трепетного отца в ожидании пополнения семейства. Ирис знала, что со своей женой он так себя не вел, и цеплялась за эти мысли. Она так устала… так устала бороться с самой собой, со своей любовью к человеку, который совершенно очевидно этого не заслуживал! Может, и правда, она просто запуталась в своей жизни и не понимала, что он старается для ее же блага?

Когда родился Алан, Виттор поклялся, что уйдет из семьи. К тому времени во взгляде, которым Ирис смотрела на него, снова появилось тепло и восхищение. Сын очень напоминал ей своего отца, хоть и считался полукровкой, а гормоны сделали ее чувствительной, плаксивой и нежной, и снова хотелось верить каждому слову любимого. Она даже решилась на отчаянный шаг, захотела немножко помочь ему, подтолкнуть, и тайком сделала их фотографии в спальне, а затем отправила его жене. Но реакции не последовало. Ольга была хитра и не собиралась так просто отпускать супруга. Она явно не сказала ему ни слова о своем открытии, потому что Виттор продолжал все так же приходить и уходить, как делал уже несколько лет подряд.

Он обещал, что уйдет, но постоянно находил причины, чтобы отложить этот ответственный момент, а Алан рос, и начал уже ходить, и говорить свое первое «мама»… а Ирис так устала, так устала бороться…

Но неожиданно точку поставил сам Виттор. Однажды вечером он пришел домой, взял Ирис за руку, усадил за стол и трагическим голосом сообщил:

– Нам придется расстаться на какое-то время, конфеточка.

– Что?! – не поняла Ирис.

– Я знаю, что ты из шкуры вон лезешь, чтобы удержать меня рядом, – грустно улыбнулся он, – но тебе надо проявить понимание и смириться. Мой тесть… проклятый старый хрен… каким-то образом пронюхал о нас с тобой. Не удивлюсь, если Ольга что-то узнала и побежала жаловаться папаше. Она всегда была папенькиной дочкой. Теперь он грозится, что разведет нас с ней по суду, да еще и с меня мзду сдерет за якобы не соблюдение супружеской верности.

– Ты же все равно хотел разводиться, – произнесла она ровным голосом. Ни кричать, ни бороться уже не было сил. Да и Алан лег спать.

– Хотел, – согласился Виттор, – но не так, не оставаясь с голым задом. Ты же понимаешь, без ее денег я никто!

– Понимаю.

Казалось, он даже обрадовался ее покорности.

– Так что, Ирис-детка, поставил мне тесть условие, чтобы я с тобой порвал. Рвать насовсем я, конечно, не намерен, но придется повременить, пока старый хрен не подохнет, а потом снова заживем с тобой, как раньше. Ты не волнуйся, я буду деньги присылать, передавать через кого-то. С голоду не помрешь.

В этот момент Ирис четко поняла, чего ей хотелось все годы с той самой секунды, как мать Виттора рассказала, что он женат. Раньше она почти не осознавала это желание, оно было неявным, но теперь оформилось, наполнилось яркими красками и придало ей невероятных сил. И одна ладонь зазудела, та, в которой ей мама когда-то показывала черную ниточку…

– Не надо денег, – ответила она твердым голосом и подняла на Виттора глаза.

– Опять ты начинаешь, – недовольно скривился он, но Ирис его остановила.

– Ничего не начинаю. Иди. Я отпускаю тебя.

Удивленный ее спокойствием, Виттор явно чувствовал себя неловко.

– Не забывай запираться в подвале в полнолуние. Не вздумай поранить Алана! – давал он ей советы напоследок. – И если потребуется помощь… попроси моих родителей. Нам с тобой видеться пока опасно.

Она проводила его и даже поцеловала на прощание, а потом долго стояла у окна, обхватив себя руками и вглядываясь в темную-темную ночь. В тонком стекле виднелся ее бледный профиль, Ирис смотрела на него и видела женщину, которая всю жизнь любила чудовище, неспособное любить никого, кроме своего эго. Любила больше, чем кого-либо, больше своего ребенка и самой себя. И это не слюной оборотня он заразил ее, а безумием и черным эгоистичным сердцем. Она размахнулась и разбила это отражение.

Ирис очнулась от воспоминаний с тем же презрительным выражением на лице, взглянула на коленопреклоненного Виттора, все еще мечтающего соблазнить ее в лавчонке ювелира, и резко взмахнула рукой.