– Попытаться-то можешь, да силенок не хватит, – урезонивала мать. – Чтобы порчу насылать и проклятия, надо сильной ведьмой быть. Очень сильной. Из тех, кто в сумеречный мир могут ходить. А мы с тобой кто? Травницы-ведуньи? Хозяйку ведь не я сушила, а болезнь. Я только недолечивала. А как поняла, что не нужна она нам больше – долечила.
Несколько дней Ирис не могла ни есть, ни пить, и жить ей не хотелось. Потом постепенно боль в груди ослабла, стало легче дышать, и буквально с нуля она стала учиться жить заново. Без Виттора. Никаких денег от него не хотела брать принципиально, даже слышать о нем не желала. Устроилась домашним учителем в одну аристократическую семью, работала старательно, ее порекомедовали другим, потом еще и еще, и вскоре Ирис обеспечила себе довольно приличный заработок.
А потом ее мать заболела. Слегла так, что стало понятно: пожилая женщина почти отжила свое. Сказались долгие годы знахарства, когда она лечила других ценой своего здоровья. Да и мать Виттора умерла бы, если бы не ведунья, а ее недуги тоже не прошли бесследно для взявшей их на себя. Ирис бросилась искать лучших докторов, устроила ее в госпиталь под круглосуточный присмотр. Сама она так и не прониклась знахарством, почти ничего не умела, ей была ближе преподавательская деятельность и науки, и теперь горько жалела, что практически ничем не может помочь матери.
Денег стало катастрофически не хватать. Ирис провела бессонную и полную слез ночь, затем взяла в ежовые рукавицы свою гордость и поехала в дом родителей Виттора просить помощи в финансах. Конечно, ей не отказали. Помогли, дали в долг с оговоркой, что возвращать совсем не обязательно, поддержали морально. Но сам Виттор тоже об этом узнал и не мог не воспользоваться ее слабиной.
– Значит, теперь мои деньги тебе брать не стыдно?! – прорычал он, поздним вечером врываясь в дом Ирис.
– Я просила денег у твоих родителей, а не у тебя! – пыталась защищаться она.
– А они что, ты думаешь, не на мои деньги живут? Наивная!
Он схватил ее, потряс и швырнул на пол. Ирис больно ударилась, стиснула зубы, чтобы не дать слезам брызнуть из глаз. Если бы дома была мама, Виттор ни за что не позволил бы себе такие выходки. При ней он держался скромно и вежливо. Теперь Ирис понимала, почему: ее мать тоже боготворила его и восхищалась каждым словом и жестом. А она, Ирис, перестала. И поэтому лежала на полу у его ног и корчилась от боли.
– Ведьма… думаю о тебе постоянно… только тебя хочу… – Виттор набросился на нее, прижал к ковру, принялся рвать одежду.
Совсем как много лет назад, когда он так же неистово взял ее в первый раз в домике на дереве. Но тогда чувства овладели ими обоими, затаенная страсть просто выплеснулась наружу, и Ирис сдалась ей. Теперь же она боролась, отчаянно визжала и царапалась.
– Нравится тебе? – он хлестнул ее по лицу наотмашь, голова Ирис мотнулась в сторону, а в ушах зазвенело. – Нравится заставлять меня унижаться, ползать перед тобой, просить прощения? Чего тебе не хватает? Что тебе вечно не так? За что ты так обходишься со мной, Ирис?
Он хлестнул ее еще раз, а потом навалился всем телом, зажимая поцелуем рот.
– Ты моя, – без конца повторял Виттор в перерывах между поцелуями, – ты моя вещь, моя рабыня, моя служанка. Ты создана, чтобы удовлетворять меня. Служи мне! Удовлетворяй меня! Будь моей!
Ирис безвольно лежала под ним, пока он орал ей эти слова в лицо, и это только больше разозлило Виттора.
– Семьи тебе захотелось? Да? – оскалился он. – Будет тебе семья. Никуда ты от меня не уйдешь. Никуда и никогда больше.
Расширившимися глазами Ирис увидела, как верхняя губа Виттора приподнялась, а оттуда показались клыки, на их кончиках наливались прозрачные капельки слюны.
– Об этом не принято говорить вслух, – самодовольно произнес он, – да и теперь мало кто знает… секрет, который хранят старики… укус оборотня может быть заразен, конфеточка. Закон о чистоте крови это, конечно, запрещает. Но мы ведь никому не скажем, малышка? Ты ведь хочешь деток, сладкая? Я сделаю тебе деток.
С размаху он вонзил зубы прямо в ее шею. Ирис дернулась, будто пронизанная током. Невыносимая, резкая боль пронеслась по ее венам, а потом стало темно.
Она приходила в себя временами и снова погружалась в забытье. Тело ломало, рассудок старался избежать мучений и отключался. Сквозь туман Ирис ощущала, что Виттор остается рядом с ней. Он был в ней, двигался на ней, несмотря на все судороги и спазмы, через которые она проходила. Он наказывал ее за то, что она больше не восхищалась им.
Он провел с ней два дня и все это время не выпускал из постели, словно хотел отыграться за долгие месяцы разлуки. Приходя в сознание, Ирис скулила, просила пощады, пыталась уползти от него, но ее корчило, на руках и ногах пробивалась шерсть, рот наполнялся слюной – резались новые зубы, – а Виттор с неумолимым выражением на лице подтягивал ее ближе, раздвигал ей ноги и начинал сначала. В конце концов, Ирис обернулась, но он сделал то же самое и в завершение взял ее в волчьем обличье.