Белые волки

Со стариком-знахарем же вышло просто. Поднимаясь по карьерной лестнице на свой пост, Алекс прочно усвоил, что нет кандалов тяжелее, чем родственные отношения, и нет умения важнее, чем вовремя потянуть за ниточки нужных связей. Он лично поднял все уголовные дела, которые смог взять из хранилища, не вызывая лишних подозрений, и долго, с пристрастием, выбирал подходящую кандидатуру среди родственников подсудимых. Затем все сработало, как по нотам. У его неприветливого собеседника мгновенно и чудесным образом восстановились и зрение, и слух, стоило лишь напомнить о внуке, мотавшем срок в катакомбах. «Досрочное освобождение на волю» стало кляпом, который накрепко бы заткнул рот старику, вздумай тот разболтать о доме, куда его пригласили. Если хотел получить свое великовозрастное дитя обратно, разумеется.

Знахарь хотел. Он начал было доказывать, что мальчик ни в чем не виноват и осужден незаконно, но, заметив, что Алекс слушает с безразличием, быстро сник и принял все условия. На заднем сиденье кара ехал в полном безмолвии, сложив руки на коленях запястьем к запястью, словно его, арестованного и в кандалах, везли в тюрьму. Алекс поглядывал на него исподлобья, морщился, молчал. Эльза была важнее. Ради нее он не то что муки совести бы выдержал – сам бы в катакомбы сидеть полез, если б это помогло.

Переступив порог дома, знахарь снял с косматой седой головы широкополую черную шляпу, расстегнул пуговицы старого, потертого на локтях пиджака и вдруг склонил голову набок, заметив часы с фигурками на крышке.

– Я знал вашего деда, молодой человек, – сказал он так, будто укорял в чем-то начальника полиции. – Славный он был. Честный. Истинный. И семья у вас славная… была.

Дед у Алекса умер рано, еще раньше, чем отец. Из детских лет остались лишь смутные воспоминания, в которых иногда всплывало загорелое, чуть обветренное лицо. Дедушка был страстным любителем природы, здорового образа жизни и частенько приносил домой из леса ведра шиповника, кизила и рябины, охапки ромашки и шалфея. Истинный. Да, кажется, так он себя и называл, но маленький Алекс не понимал тогда значения слова, а потом все как-то забылось. Что же оно означало?

Нет, о магии дед и слова не говорил, разве что пересказывал ту байку про часы. Часто пересказывал, чтобы внук накрепко запомнил. Отец, человек служивый до мозга костей, верный патриот, атеист и скептик, верования старшего родственника не одобрял, считал блажью, и Алекс унаследовал от него это убеждение. Отец всегда был как-то ближе, он сына в пять лет тайком от матери и стрелять научил, и на работу с собой частенько брал, бумагами пошуршать давал, на задержанных поглазеть, пока те смирно за решеточкой сидели. А дедушка… ну что дедушка? Все бродил где-то там, в своих полях и рощах да грибы-ягоды потом сушил и в банки закатывал.

– А ты корней-то своих и не знаешь, – знахарь перевел на Алекса взгляд и погрозил скрюченным пальцем, усыпанным мелкими пигментными пятнышками. – Все ваше поколение такое выросло, корней не знающее, стариков не уважающее, поэтому и катится страна наша к гибели. Вы ее развалили.

– Вам прямо по коридору и направо, – Алекс решил относиться к ворчанию собеседника, как к любимому занятию всех пожилых людей. Им бы лишь покритиковать да былое повспоминать, которое по-любому светлее и лучше теперь кажется.

Но знахарь не собирался успокаиваться и делать, что велено.

– Ты зачем бурым стал? – он ткнул пальцем в грудь начальника полиции, совсем позабыв о том, с кем разговаривает. – Ты – не бурый. Ты – человек. Ты истинным мог бы быть. Просветленным. А теперь не будешь. Потому что зверем стал. Животным. Одно с другим никак не сочетается. Дед твой это знал, прадед твой знал, и пра-прадед тоже. А тебе чего не зналось? Думаете, вы, молодые ублюдки, страной править будете? Самозванца на трон посадили и ждете, что он каждого золотом в ответ осыплет? Страной белые волки должны править, как испокон веков повелось. А люди с ними бок о бок должны жить в мире и справедливости. А таких, как ты… таких вообще существовать на земле не должно.

– На троне сидит белый волк, – отчеканил Алекс.

Глаза у знахаря превратились в две тоненькие щелочки, а между лиловых набрякших век заплясали злые насмешливые искры.

– Не Волк на троне сидит. Не Волк. Он думает, что сидит там, а вы верите в него, как в бога. Но правда, сынок, она только мудрому открывается. Не таким, как ты.

– Вы посмотрите больную, или мы так и будем спорить о политике? – едва процедил Алекс между стиснутых губ, и старик вдруг отшатнулся и переменился в лице.

– Больную… – протянул он себе под нос. – Так вот оно что… это все из-за женщины…

Повернувшись, знахарь пошагал по коридору так, словно за ним гнались дикие собаки.