– Она пытается покрыть меня. Там была и моя марихуана тоже. Это я доставал марихуану. А потом полиция меня сцапала.
– Ну даешь, Чалфен, вот ты придурок.
Может быть. Но за последние два дня Джошуа стал пользоваться большим уважением, его стали чаще дружески похлопывать по плечу, и он важничал больше, чем когда-либо в жизни. Его принимали за приятеля Миллата, и Джош грелся в тени его славы, а что касается Айри, за эти два дня он позволил «смутному интересу» превратиться в настоящую влюбленность. Более того. Он влюбился в них обоих. В них было что-то притягательное. Чего не было ни у гнома Элджина, ни у волшебника Молоха. Ему нравилось быть с ними связанным, какой бы незначительной ни была эта связь. Эти двое вырвали его из разряда зубрил, случайно вытащили его из тьмы, и он оказался в центре внимания. Теперь он так просто не сдастся.
– Джошуа, это правда?
– Да-а… ну, это началось как-то само собой, и только теперь я понимаю, что я влип. Я
– Брось ты!
– Айри, не мешай Джошуа. Дай ему сказать. Он имеет право высказаться.
Миллат сунул руку в карман рубашки директора и вытащил оттуда коробку табака. Высыпал содержимое на кофейный столик.
– Давай тогда, Чалфéй-еврей, отмерь восьмушку.
Джошуа посмотрел на резко пахнущую коричневую горку.
– Европейскую восьмушку или английскую?
– Сделай так, как просит Миллат, – раздраженно попросил директор и подался вперед, поближе к столику, – и все станет ясно.
Дрожащими пальцами Джошуа сгреб немного табака на ладонь и поднял ее. Директор сунул руку Джошуа под нос Миллату, чтобы тот вынес вердикт.
– Тут даже на пять фунтов нет, – презрительно бросил Миллат. – Фиговый из тебя продавец.
– Понятно, Джошуа, – сказал директор и высыпал табак обратно в коробку. – Думаю, теперь все выяснилось. Даже я понял, что там не будет восьмушки. Но меня очень беспокоит, что ты соврал. Придется выбрать время и поговорить об этом.
– Хорошо, сэр.
– И, кстати, недавно я переговорил с вашими родителями, и мы пришли к выводу, что наша политика должна не столько пользоваться карательными мерами, сколько вести к плодотворному сотрудничеству, а потому они предложили двухмесячный курс.
– Какой еще курс?
– Каждый вторник и четверг Миллат и Айри должны будут приходить домой к Джошуа и в течение двух часов заниматься с ним математикой и биологией. У него нет проблем с этими предметами, а у вас есть.
– Шутите? – фыркнула Айри.
– Нет,
Каждый ученик «Гленард Оук» знал, что с мыслью о взаимопомощи ее основал сэр Эдмунд Флекер Гленард (1842–1907), который остался в памяти школы как ее викторианский покровитель. Официальная версия гласила, что Гленард вложил деньги в дело улучшения условий жизни малоимущих слоев населения. Официальные брошюры Объединенного комитета учителей и родителей описывали это заведение скорее не как работный дом, а как «пристанище, место работы и образования» для группы англичан и жителей Карибского бассейна. Брошюры говорили об основателе «Гленард Оук» как о филантропе, развернувшем свою деятельность в сфере образования. Но ведь те же брошюры уверяли, что «оставление после уроков» лучше называть «внеклассной воспитательной работой».
Тщательное исследование архивов местной библиотеки показало бы, что сэр Эдмунд Флекер Гленард был колонизатором, удачно разбогатевшим на разведении табака на Ямайке, или, точнее, на управлении огромными табачными плантациями. Спустя двадцать лет, когда сэр Эдмунд накопил денег уже больше, чем нужно, он сел в огромное кожаное кресло и подумал, а не может ли он сделать еще что-нибудь. Что-нибудь, что позволит ему провести старость в окружении любви и уважения. Что-нибудь для людей. Для тех, кого он видит из окна. Для тех, кто работает на его полях.