Белый

– А дочка мельника замуж выскочила. Да и молодуха, дочка старосты нашего, что к тебе по ночам от мужа своего постылого бегала и тебе в сердце запала, тоже не твое счастье. Ты с другой девкой будешь. Да так люба будет тебе та девка, что все прошедшее – дурным сном покажется. Только счастье твое недолгим и непростым будет, так уж тебе на роду написано. Непростым, да твоим, и никакого другого тебе станет не надобно.

Охотник машинально сдернул с головы шапочку: в жаркой избе ведьмы его вдруг прошиб холодный пот: как есть ведь все сказала! А ведьма задумчиво бросила взгляд на короткий ершик волос, и вздохнула:

– Опять думаешь, сказки сказываю? Скоро сам все увидишь. Кого еще лешаки принесли?

Охотник удивленно обернулся, но в этот момент дверь в избу отворилась, протопали шаги в сенях, и в горницу ввалились двое дюжих молодцов в городской одеже.

– Пошли, ведьма. Князь занемог, видеть тебя желают, да травки свои прихвати.

Ведьма усмехнулась, кивнула охотнику:

– Поди. Свидимся еще.

***

Рыжий гусь почему-то особо приглянулся охотнику. Он, словно собака, ходил за ним по пятам, и все норовил увязаться за ним и вечером, однако на ночь Ведьма неизменно загоняла гусей в сени и запирала дверь. Охотник изредка даже брал его с собой стрелять перепелок, и гусь послушно шлепал по полю, ни разу не потерявшись и не отстав.

На селе, куда они недавно переселились уже никто и не знал охотника по имени, и нареченное при рождении имя почти забылось. Так и звали его все, Охотник. Да оно, может, и к лучшему. Ни к чему им, чтобы нашли их староста со своей неуемной дочерью, которой мужа мало, а еще и Охотника для ночных утех подавай. Хату свою на том селе Охотнику пришлось бросить.

После переселения само собой получилось, что поселились они рядом с ведьмой. И лишь через пару месяцев, разбирая старый мешок с вещами, которых сто лет не доставал с печи, Охотник достал старую, скатанную в трубочку холстину. С портрета на него смотрела цыганка Рада. Юная, в ярких юбках, перебирающая монисто на груди.

Ведьма. Его Ведьма.

Белый. Возвращение

Лебеды нынче неурожай. То ли лето засушливое, то ли просто ей так вздумалось в это лето, не вырасти. Не найти лебеды…  А надо мне в зелье ее, лебеды этой проклятой, надо, и все тут…

Я отошла от избы на пару десятков шагов, оглянулась. Высунув длинную шею из калитки, мне вслед смотрел Мартин, серый, упитанный гусь. Я готова была руку дать на отсечение, что он улыбался.  Из соседской трубы на крыше валил дым, Охотник затопил печь, чтобы приготовить куропаток, которых настрелял рано утром, пока я еще спала.

От домика веяло уютом и теплом. Домом.

Охотник как будто был всегда, хотя поселился рядом совсем недавно, одну зиму назад. Я уже и не помнила, как мы жили без него.

Мы – это я и мои гуси.

Мартин, между тем, опасливо сделал шаг по тропинке, а потом, осмелев, уверенно потопал за мной, смешно переваливая круглое туловище на коротких лапках.

В этот момент лопухи слева от гусака подозрительно зашевелились, и в следующую секунду на него бросилась грязно белая тень.

– Мартин! – Заорала я, а в следующую секунду по земле покатился клубок из гусака, меня и того непонятного, и невесть откуда взявшегося, из кустов. А еще через секунду я уже обнимала тощего, грязного белого волка с человеческими глазами и ревела навзрыд:

– Белый, Белый…

– Бурый уже, а не белый. Видишь, полинял, облез весь…  – Волк убирал морду, на которую щедро лилась соленая вода из моих глаз. – Ишь, сырость развела, я и так мокрый весь! А ты… Дура ты, а не ведьма, –  волк, пару раз лизнув меня в щеку для приличия, наконец, выбрался из моих объятий и отошел в сторонку. – Из-за какого-то паршивого гуся!

Выглядел Белый, и правда, неважно. Шерсть сбилась клочьями, кое-где из нее торчал репей. Морда осунулась, бока ввалились.

– Этот  «паршивый гусь» –  Мартин!

– Да у тебя все… Кто-нибудь… – Белый оскалился, тряхнул головой. – Ладно, гусь пусть Мартин, а там в избе рядом кто?

– Там – Охотник. И мои гуси. Мы живем здесь…  А я думала ведь, убили тебя… И из деревни той потом уйти пришлось, думала все, не свидимся с тобой больше… Как ты нас нашел?

– А… Ранили меня тогда. Дурачье твои деревенские, и староста у них – растяпа. Волка на расстоянии десяти шагов подстрелил, а добить – не смог… Ушел я. А нашел как… – Волк снова тряхнул головой. – Я ж тебя нюхом чую. И как вы уходили оттуда по твоему следу, дождями политому да солнцем высушенному – тоже почуял.

Я содрогнулась, вспомнив ту ночь… Как мы под проливным дождем, по раскисшей дороге, ночью,  даже не уходили, а убегали из деревни. Охотник нес плетеные садки с гусями, а я – наше нехитрое добро в узелках. Мы тогда бросили почти все, пришлось бросить…  Слишком много слухов ходило по земле под Стольным градом. Великая Княгиня… Полюбовница Казимира…