Белый барс

– Чувствую себя как девушка, которая с малых лет живет в подземелье и каждую ночь переживает за то, что ее либо убьют, либо сожрут.

– Мда, тяжело быть тобой…

– А ты, Тагир? Как ты себя чувствуешь?

Подняв голову, Тагир увидел, что она смотрит на него, сосредоточенно нахмурившись.

– Раньше, услышав такой вопрос, я бы как-нибудь отшутился. Но сейчас совсем не хочется этого делать. Хочется быть открытым. Наверное, потому, что столько всего навалилось. Не знаю. А на самом деле, наверное, потому что ты рядом. Поэтому отвечу честно. – Тагир вздохнул. – Я словно меж двух огней. Мне хочется быть и здесь, и там. Когда я говорю «здесь», то имею в виду «с тобой», а когда «там», – «с дочерью». Я просто не понимаю, по каким таким принципам складывается эта жизнь? Почему нельзя просто взять и соединить эти «здесь» и «там» и жить спокойно, так, как тебе хочется? Но, даже если это произойдет, есть еще кое-что, что не дает мне покоя…

Эжени тут же все поняла. Странная особенность, понимать все без слов, когда дело касалось другой женщины, присуща только женщине.

– Ты скучаешь по ней, да?

– Сложно скучать по той, кого уже давно нет. Человек такая скотина – рано или поздно ко всему привыкает.

– А мне кажется, к смерти привыкнуть невозможно.

– Как сказать. Наемникам же удается.

– Ты понял, о чем я.

Эжени фыркнула и замолчала, сжав зубы и глядя на свои руки.

– А знаешь, чего мне больше всего не хватает?

– Чего же? – ответил Тагир.

– Открытого неба над головой, полного звезд и бесконечности. – Эжени аккуратно улеглась обратно и уставилась в крышу палатки, словно смотрела сейчас в просторное небо. Тагир прилег рядом. – О чем мы только не мечтали раньше, глядя на него. Помню, когда я была маленькой, папа рассказывал мне, что где-то там, далеко-далеко, куда мы не можем улететь, на похожей планете, живет такая же маленькая Эжени, которая лежит со своим отцом на открытой поляне теплым летним вечером и смотрит на звезды. Легкий ветерок обдувает их лица, в нос и рот попадает пух от тополей, а мысли, наполненные желаниями, устремляются в небеса. А между нами, мной и той Эжени, на еще одной планете, сидит волшебник, который ждет, когда эти желания доберутся до него, чтобы скорее их исполнить. Папа говорил, что желания не могут исполниться сразу, и им нужно время, чтобы добраться до волшебника, поскольку тот живет очень-очень далеко. Скорость у мысли хоть и большая, но Вселенная настолько бесконечна, что ее движение может затянуться на целые месяцы, и даже годы. А еще все зависит от легкости и силы желания. Вот хочешь ты, например, собственный дом…

– Дано я не встречал людей, которые хотели бы собственный дом.

– Тагир, перестань, мы же фантазируем. Напрягись немного.

– Хорошо, хорошо…

– Хочешь ты, например, дом. А ты представь, целый дом в космос запустить? Пусть даже и в собственной мысли. Сколько времени ему понадобится, чтобы до волшебника долететь?

– Из Вселенной А во Вселенную Б вылетел дом, – засмеялся Тагир.

– Да ну тебя! – скривила недовольное личико Эжени.

– Всё-всё. Больше не буду.

– А если ты еще не очень-то хочешь этот дом, точнее, хочешь, но как-то не очень, то и сила запуска мысли у тебя тоже не очень. Так и до старости ждать можно. А сейчас мы вообще ничего загадывать не можем – неба-то нет. А чтобы мир полностью восстановился, тут не одна чья-то мысль нужна, а всего человечества сразу. Да и все равно, не слышит нас теперь никто. Сами мы по себе.

– А ведь все могло быть иначе, – бросил Тагир и вздохнул.

– Тагир, а если бы он нас слышал?

– Кто?

– Волшебник.

– А…

– Что бы ты загадал?

Тагир задумался. Ладони его вспотели и сердце учащенно забилось. Он знал, чтобы он загадал, но от этого ему становилось очень боязно. Наконец, переборов себя, он произнес: «Вот это…», повернулся к Эжени и поцеловал ее, почувствовав тепло мягких, пухлых губ.

Все-таки волшебник все еще их слышал.

Глава 11 Белый барс

Легкие наполнялись воздухом. Он стоял на коленях и всматривался в глубокую темноту пещер, что кривыми линиями ветвились в разные стороны от места, где еще совсем недавно провалился пол старой мечети. Раскрытые пасти пещер немо кричали ему. Кричали о том, что он сделал. О том, что он переступил ту грань, где заканчивалась более-менее сносная жизнь и начиналось сущее выживание. И не было больше жалости, не было любви. Даже тоска постепенно высыхала в его груди. Но он все еще тосковал. Тосковал, потому что несколько часов назад он потерял двух так сроднившихся с ним людей. Перед лицом маячила пушистая морда зверя, которая стала знаменем новой жизни. Жизни, которую он все еще боялся начать…

Морду зверя сменили лица Тимура и Алмаза. Такие улыбающиеся, такие жизнерадостные. Такие правдоподобные. А теперь их не было. И остались только воспоминания нескольких часов, которые вот уже какой раз Тагир прокручивал в своей голове…

* * *

Ему все не спалось.