Белый брат Виннету

Мое терпение лопнуло, и я ответил ударом на удар. Вокруг меня сразу стало пусто, я воспользовался этим и, размахивая кулаками, бросился вперед, пытаясь прорваться в гостиную. Я двигался по узкой, отвоеванной у толпы улочке, но она смыкалась сразу же за мной, осыпая меня градом ударов. Я не завидовал настоящим куклуксклановцам, нетрудно было представить, что их ожидало.

Распахнув пинком дверь, я ворвался в гостиную. Долговязый, ревя, как раненый бык, ввалился вслед за мной. Увидев его, Ланге удивленно воскликнул:

– Боже мой! Что с вами, сэр? Почему вы так кричите? Почему у вас лицо в крови?

– На дерево! На дерево этого бандита! – ответил взбешенный верзила, тыча в меня пальцем. – Он расквасил мне нос и выбил зубы! У меня были такие замечательные зубы! Последние, что еще оставались! Повесить его!

На этот раз повод для гнева у него действительно был: из разбитого носа и рта хлестала кровь.

– Повесить? Его? – изумился Ланге. – Но он не бандит, сэр. Он наш друг, и именно ему мы обязаны тем, что удалось поймать всю шайку. Если бы не он, то и я с сыном, и сеньор Кортесио уже были бы мертвы, а наши дома полыхали, как солома.

Долговязый вытаращил глаза, разинул рот и пролепетал:

– Мы?.. Обязаны ему?..

Он был так смешон, что все присутствующие, несмотря на серьезность положения, захохотали.

Он вытер пот со лба. Я тем временем ощупывал себя и растирал те места, над которым поработали его костистые кулаки.

– Теперь вы поняли, сэр? – прикрикнул я на него. – Да вы просто взбесились. Что вам так приспичило вешать? И кого? Меня! Все кости ноют от ваших кулаков!

От смущения он не знал, что делать, наверное, поэтому он открыл рот и выплюнул на ладонь два «последних» зуба, которые я ему выбил. Тут и я не выдержал и рассмеялся, хотя вид у него был действительно жалкий.

Только теперь я смог передать Ланге распоряжение Олд Дэта. Мы подготовили веревки, сложили их в угол, чтобы были под рукой, и я скомандовал:

– Выпускайте их по одному! И вяжите сразу же за порогом. То-то удивился Олд Дэт, что мы так долго возились. Но почему здесь еще нет шерифа? Слуга Кортесио обещал первым делом привести его.

– Нет шерифа? – удивился Ланге. – Так это он и есть! Он-то вам и надавал тумаков.

И Ланге ткнул пальцем в долговязого.

– Тысяча чертей! – взревел я. – Вы же шериф, представитель власти в округе! На вас возложена обязанность следить за порядком и даны для этого все права, а вам вдруг вздумалось самому поиграть в судью Линча! Очень плохо, сэр! Неудивительно, что ку-клукс-клан так здесь распоясался.

Мои нравоучения привели шерифа в такое замешательство, что он протянул мне на ладони два своих «последних» зуба и пробормотал:

– Простите меня, сэр. Я ведь не знал…

– Приступайте немедленно к исполнению своих обязанностей, а то люди, чего доброго, подумают, что вы хотели линчевать меня потому, что тайно пособничаете ку-клукс-клану.

Мои слова привели его в чувство. Он с достоинством выпрямился и ответил:

– Чтобы я, шериф всеми уважаемого округа Файетт, состоял в банде? Чушь, и я докажу это, не сходя с места! Мы будем судить банду по закону еще нынче ночью. Отойдите, джентльмены, освободите проход. Встаньте в коридор и просуньте в дверь ружья, чтобы им было ясно, кто хозяин положения. А вы открывайте дверь в спальню и готовьтесь вязать их.

Приказ был выполнен незамедлительно, и полдюжины винтовок тут же уставились в дверь спальни. В гостиной остались только шериф, Ланге с сыном, двое его соседей, помогавших нам с самого начала, Кортесио и я. С улицы доносились крики толпы, требующей ускорения развязки. Мы распахнули окна, чтобы люди могли видеть, что мы не бездействуем. Дверь разбаррикадировали, и я распахнул ее. Желающего выйти первым не нашлось, поэтому я позвал сначала капитана, а затем лейтенанта. Их раны были забинтованы разорванными на полосы простынями. На чердаке у вынутой доски с ружьем на изготовку сидел Олд Дэт. Пленникам связали руки за спиной и поставили у стены в один ряд с четырьмя бандитами, захваченными у дома Кортесио. У двери и окон толпились любопытные из тех, кто не принимал непосредственного участия в событиях этой ночи, и, глядя на происходящее, одобрительно шумели. Пленники оставались в своих балахонах, капюшоны скрывали их лица. По моему настоянию привели человека, называвшего себя цирюльником, который заявил, что готов перевязать и вылечить раны. Он осмотрел пострадавших в схватке разбойников и послал зевак на поиски корпии, тряпок, пластыря и прочего.

Когда вся шайка была связана, кто-то вдруг задал совершенно резонный вопрос: что с ними делать, если в Ла-Гранхе нет тюрьмы, способной вместить девятнадцать человек?

– Отведем их в трактир, – распорядился шериф, – и покончим с ними сегодня же. Соберем суд, выберем присяжных и приведем приговор в исполнение тут же, на месте. Мы имеем дело с исключительным злодеянием, поэтому и поступим исключительным образом.