Белый Бурхан

Дождавшись, когда люди угомонятся и усядутся на первом привале в круг, Техтиек медленно обошел их, вглядываясь в лица и давая возможность присмотреться к нему. У него была цель выбрать во временные командиры групп тех, кому можно довериться. Человек пять для начала… Вот этот подойдет. И этот тоже. Эти двое смотрятся крепкими и сильными, в глазах не угасший восторг… Еще один… Теперь хватит. Подал знак, подзывая к себе.

— Вас назначаю полководцами Шамбалы! Подберите себе людей и поставьте их вместе с конями там! — Техтиек показал концом нагайки в сторону тропы, ведущей к первому таежному складу. — В каждый свой отряд подбирайте не более ста человек! И только тех, кто согласен взять на себя нелегкий труд создания нового Алтая!

Потом вернулся к оставшимся на привале. Заговорил спокойно, четко, громко:

— Воины! Выбранные мной люди — ваши командиры! Их приказ — мой приказ!.. А сейчас я должен объявить вам, что мне нужны настоящие алыпы и кезеры. Кто не чувствует в себе силы для большого дела, которое мы начинаем, может вернуться к своим семьям, отдав полученное от бурханов золото, оставив себе по одной монете. Идам возместит все ваши расходы и потери! Полководцы Шамбалы! Принять золото у тех, кто уходит!

Техтиек был уверен, что его приказ будет выполнен и он избавится от людей, которые лишние сейчас, а скоро будут просто мешать и путаться под ногами. Но случилось неожиданное — послышались голоса протеста:

— Нам это золото дали боги, а не ты, хан Ойрот!

— Ты не имеешь права отнимать дар неба!

— Разреши нам уйти с нашим золотом, хан Ойрот!

Техтиек взметнул голову, положил ладонь на рукоять меча. По твердым губам его поползла злорадная усмешка, за которой обычно следовала гримаса озлобленности:

— Дар неба? Подарок богов? Идамы предназначены для воинов Шамбалы! Для тех, кто будет строить новый Алтай! Посмотрите, какой знак стоит на каждой монете! Знак Идама! А знак Идама — герб и символ Шамбалы! Ваши деньги действительны только в Шамбале, которую надо еще завоевать!

Разочарование прошло волной по лицам людей, заставляя их прятать глаза от жгущего взора хана Ойрота. Еще немного — и созреет мысль уйти от него с золотом бурханов в свои сеоки и нищие аилы, к голодным семьям и гаснущим очагам… Но ведь еще утром все они были искренни и хотели обрести в борьбе свою свободу, а вместе с ней и счастье для всех людей гор!

— Золото неба — не милостыня и не праздничный дар богов! — гневно и зло заговорил Техтиек. — Золото неба должно и будет служить новому Алтаю, вашим детям и внукам! Это Белый Бурхан и назвал Шамбалой! Служить всем людям, а не брюху каждого из вас в отдельности! И оно остается золотом, пока служит Шамбале! В грязных и жадных руках оно превратится в простые черепки…

Люди молчали, поглядывая на него злобно и недоверчиво.

Будь сейчас рядом с ним хотя бы один человек, что проверен огнем и кровью! Они бы нашли способ, как совладать с этой безмолвной толпой и заставить ее повиноваться…

Еще немного, и эти стиснутые кулаки начнут шарить под ногами, отыскивая палку или камень, а подрагивающие ноги бросят тела вперед, на острие его меча, пока еще не обнаженного…

— Я жду! — сказал Техтиек спокойно и сделал шаг вперед.

Глава двенадцатая ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

Три отряда встретились у Ябоганского перевала.

Первыми пришли монахи отца Никандра, потом иереи Улалы и Чемала со всяким городским сбродом и, наконец, откуда-то со стороны Тураты притопал разношерстный отряд из кержаков, вооруженных чем попало, включая дубины, вилы-тройчатки, косы и топоры. Не решаясь приблизиться к скопищу монахов и попов, кержаки остановились чуть поодаль.

Из всех трех групп хорошо вооружены были только чулышманцы и полицейские, пришедшие с отцом Ипполитом и отцом Софронием. Что касается чиновников, лабазников и кучеров, то одни из них надеялись на кнуты и палки, а другие на свои голые руки.

Увидев отца Никандра, иерей Ипполит крупно шагнул ему навстречу и забасил, отвалив цыганскую бороду:

— Эк ты их экипировал, игумен! Поди, и пушка есть у кого под рясой?

Отец Никандр отмахнулся:

— Хватит для орды и дробовиков!

Отец Ипполит заторопился к своим, развернувшись на половине второго шага, а отец Софроний затеял бестолковый и несвоевременный спор с чинами полиции о том, кому первыми идти на перевал, круто беря сторону чемальского иерея:

— Чины полиции пусть пробивают нам дорогу! По службе!

— Вас больше, вы и лезьте на тот перевал! — отмахнулся длинноногий урядник. — Не мочало жевать пришли!

Игумен хмыкнул: то ли один перевал и ведет в долину? Хорошо поискать, так десять дорог сыщется в Терен-Кообы!.. Он подошел к кержакам, вежливо поклонился:

— Храни вас бог, мужики! Не из местных будете?

— Разные мы! — загудели голоса. — По путю сколотились… Топчемся, вот, из-за их… Надо было б раньше их прийти!

Игумен поджал губы, сдерживая усмешку:

— Их спор пережидать — вовек в долине не бывать! Есть у вас кто за старшего, мужики?

Отозвался угрюмый, ободранный до голого тела детина: