Белый Бурхан

Сами бурханы и хан Ойрот пришли к ним не в грязных шкурах, а в белых блестящих одеждах, какие носят некоторые русские и за большие деньги покупают у купцов-чуйцев зайсаны и баи. Значит, бурханам нравится то, что есть лучшего у других? Почему же они не хотят, чтобы это все было и у народов Алтая?

Какие-то всадники преградили ему дорогу, назвали по имени. Дельмек поднял голову и удивленно посмотрел на них.

- Гляди! - хохотнул один из всадников. - Он даже нас не узнает! А ведь мы твои родственники, братья твоей жены Сапары!

- Сапары?

Только теперь Дельмек узнал голос Кучука. Ну, этому жулику и прохвосту он теперь найдет, что ответить! Не того Дельмека они встретили, совсем другого!

Кучук спешился, подошел ближе, ухватил коня за повод, напрашиваясь на скандал - нет большего оскорбления для алтайца, чем чужая рука, схватившая повод его коня.

- Убери руку, Кучук!

- Слушай, ты!-прошипел старший брат Сапары. - Я не хочу, чтобы ты снова сбежал от меня! Ты еще не все долги отдал! А теперь будешь должен и за то, что бросил жену, мою сестру...

- Не пугай!-криво усмехнулся Дельмек.-Не такой уж ты и страшный, каким кажешься сам себе!

Дельмек знал старшего брата своей жены и потому больше не боялся его. Знал он и других братьев Сапары - трусливых и гадких, способных по приказу Кучука на любые пакости. И хотя они наверняка вооружены, но Дельмек стреляет лучше. К тому же, первый же выстрел, кто бы его ни сделал сейчас в долине, будет для всей их группы последним: люди растопчут каждого, кто посмеет нарушить их праздник и оскорбить бога, священное место, где звучал голос не только хана Ойрота, но и Белого Бурхана!

Понимал это и Кучук. Но он привык сначала орать, а потом уже думать. И поэтому отшатнулся, когда Дельмек сбросил с плеча винтовочный ремень:

- Не стреляй, Дельмек! Только не стреляй!

- Если ты и твои сопляки не уберутся немедленно, я подниму всю долину! Ну!

Ружье у Дельмека было уже в руках, и пальцы лежали на курках, готовые вдавить холодные скобки внутрь затвора и высвободить пружину с бойком.

- Ты не сделаешь этого, - сказал Кучук неуверенно. - Тебя люди убьют первым, а мы успеем уйти!

- Уйдут только твои сопляки, тебя я оставлю здесь. В небо я не привык стрелять, Кучук! А когда сюда прибегут люди, я именем Белого Бурхана прикажу поймать и твоих братьев, чтобы зарыть их в землю вместе с тобой! Но зарыть живыми! Ну?

Кучук попятился:

- Что ты, Дельмек? Что ты! Шутки перестал понимать?

- Где вы, там нет шуток! Бросай оружие!

- Послушай, Дельмек...

- Бросай оружие!

Кучук в бешенстве набросился на братьев:

- Сопли распустили? Не могли нагайками его уложить, как волка, напавшего на отару?

Братья лепетали что-то в свое оправдание, но Кучук был неумолим:

- Меня-то он под ружьем держал!

Но чем ближе подъезжали братья к кострам, тем тише становился голос Кучука-нельзя громко сердиться там, где у людей радость и праздник. Из одной беды в другую попасть можно!..

Костры, костры, костры... Никогда братья не видели столько костров и столько людей возле них!

Ойыны, ойыны, ойыны... Где еще можно увидеть столько праздничных веселых хороводов? Да нигде!

Братья с удовольствием бы посидели возле любого из этих огней, и даровой араки с бараниной попробовали бы, и новые знакомства бы завели, и в одном из таких вот ойынов покружились бы... Но - Кучук! Знай, ворчит и ворчит, будто шакал какой-то жрет его душу и насытиться никак не может!

- Дома вам будет арака и мясо, бездельники! У своих очагов набьете животы! На пастбищах напляшетесь до упаду!.. Дело надо делать, собачьи зады, гнилые головы!

А дело у Кучука известное - стащить, что плохо лежит, уронить того, кто плохо стоит, увести то, что плохо привязано... Потому и от людей норовит в темноту нырнуть - как бы не узнал кто, старые счеты бы с ним не свел! По краю чужого праздника вел своих братьев Кучук, в середину не лез. А на краю всегда то пристраивается, что похуже...

Но возле одного из костров Кучук задержался, спешился и начал подкрадываться к человеку, смакующему араку из большой деревянной чашки. Присмотревшись, братья узнали кама Учура. Переглянулись: хоть тут надо помочь Кучуку, а то опять бешеной собакой набросится. Даже Учура испугались, скажет, всю жизнь косоротые.

Братья спешились, подкрались к бывшему каму, схватили его за руки, заломили их назад, поволокли грузное тело. Чаша, выскользнувшая из рук Учура, упала в костер и сразу же, задымив, вспыхнула... Бывший кам попробовал было что-то заорать, но Кучук запечатал ему рот ладонью:

- Молчи! Ты давно уже мертвый! Тебя еще весной сожгла в своем аиле Барагаа!.. А перед нами ты за сестру, за нашу Сапары, отвечать будешь! Из-за тебя, кобеля, она наложила руки на себя!

Узнав братьев Сапары, Учур сник и больше не сопротивлялся.

Кучук вытащил нож, подставил его к горлу Учура:

- А теперь можешь говорить... За убийство Барагаа с тебя пускай зайсан спрашивает и русские полицейские, а за Сапары спросим мы! Почему ты сломал ей жизнь и заставил Дельмека бросить жену? Говори, Учур! За что ты мстил Дельмеку? А может, ты мстил всем нам, опозорив Сапары?