Белый Бурхан

- Убери нож, Кучук, - прохрипел Учур. - Я и так все скажу...

- Нет, Учур,-осклабился Кучук,-говорить буду я! Нас всех обидел Дельмек. И ты нам должен помочь разделаться с ним!

Яшканчи устал. День выдался суматошный, изматывающий силы, давящий каменным грузом ответственности. Да и только ли день и вечер, ночь и утро? Луна успела открыться полностью и пойти на убыль, а он все не слезает с коня, будто прирос к нему! И добро бы еще по своим хозяйственным делам так колотился, а то все, что он сейчас ни делает, все на ветер - ни награды за эту работу, ни похвального слова!

Ыныбас отправился спать к Чегату, с которым подружился неожиданно и быстро, когда выругал его как следует за жульничество со скотом. Бурхан Чочуш, раздав награды и халаты кайчи-победителям, уехал за перевал. Хертек снова сторожит горы и алтарь, как будто кто-то непременно должен их украсть до утра...

Пора и ему, Яшканчи, на покой! Адымаш совсем потеряла его за эти дни, Кайонок мать расспросами извел... Да и ночи осталось - с воробьиный нос: вот-вот светлая полоска восхода пойдет по вершинам гор в той стороне, где родина Хертека. А Яшканчи еще и глаз не сомкнул со вчерашнего рассвета! А днем начнутся новые хлопоты - Ыныбас, бурханы, Хертек с воинами, Кураган... Может, дождаться кайчи здесь? При госте-то и Адымаш не посмеет упрекать его или сердиться...

Все кайчи молчат, только Кураган поет... А его-то Чочуш и не наградил! Ни халата шелкового не дал, ни своего топшура с инкрустацией, обшитого черным хромом... Не те песни, говорит, поет Кураган! Не богов славит и Шамбалу, а родные горы!..

Яшканчи отошел от последнего костра, потянул за собой повод. Конь тоже устал и ковылял неохотно, тянулся мордой к каждой затоптанной травинке голодный, как и его хозяин.

- Ладно, попасись!-разрешил Яшканчи коню, выпуская уздечку из кулака.

Конь застриг ушами и шагнул к кустам, где еще не успели разбить копытами и ногами, состричь зубами вянущую от дневного жара жесткую и пресную траву...

Да, плохой год, плохое лето! Третье подряд... А этот - особенно: год Дракона!..

Яшканчи присел на камень, достал трубку из-за опояски, набил ее табаком из тощего кисета, сунул в рот. Прошелся рукой по опояске, отыскивая огниво, и вдруг охнул, вскочил и, застонав, рухнул наземь...

Учур выдернул нож, обтер его о шубу поверженного врага Кучука и его собственного, негромко свистнул. Кучук вырос, как будто из-под земли вынырнул, спросил отрывисто и хрипло:

- Мертвый или еще дышит?

- У меня рука-тяжелая...

Кучук наклонился, пошарил по земле руками, медленно выпрямился. Спросил растерянно:

- А ружье его где?

- Он только что коня отпустил пастись. Может, к седлу приторочил? Не будет же он его за собой таскать...

Кучук снова наклонился и, решившись, перевернул убитого:

- Гнилая башка! Это же не Дельмек!

- Как не Дельмек? - удивился Учур. - И ростом, и походкой... Что, Дельмека не помню? - Он подошел к мертвецу, присмотрелся, схватился руками за голову: - Яшканчи?! О-о, кудай... Да за него же нам теперь всем головы поснимают! Я его с бурханами видел в горах! Сам дарга долины Хертек его друг! Ба-а-ата... Связался я с вами... Пропала теперь моя голова!

Кучук стремительно рванулся в сторону, но Учур успел поймать его за руку, вцепился в нее:

- Нет, Кучук! Ты от меня теперь не уйдешь!.. Вместе на веревке болтаться будем!

- По-о-ошел от меня, паршивый баран!- завопил Кучук и, размахнувшись, треснул своим пудовым кулаком бывшего кама между широко расставленных глаз.-Один болтайся на той веревке!..

Учур замертво свалился рядом с Яшканчи...

Над горами робко начала светлеть полоска восхода.

Глава десятая

СМОТР СИЛ

Отец Никандр пощупал хрустящий конверт и вяло махнул рукой:

- Ступай, сын мой. Отдыхай с дороги.

Сломав сургучную печать, игумен подвинул подсвечник и развернул голубоватый лист...

На этот раз бумага из Томска была на удивление краткой и сухо сообщала о начавшихся противохристианских волнениях на юге уезда и о мерах, которые предписывалось предпринять на тот прискорбный случай, если эти волнения перерастут в бунт и обрушатся на православные церкви, монастыри, миссионерские центры и поселения. Одобрению подлежали разного рода вспомоществования верующих в сокрушении оных смут и волнений...

Прочитав до конца паническую бумагу, отец Никандр злорадно усмехнулся. Как-то теперь будут выкручиваться архимандрит и владыка перед Победоносцевым, а тот - перед самим государем императором?

- Упреждал ведь их всех!

Как ни поверни - правда оказалась на его сторона! А вот на чьей стороне будет победа? Ведь он, Никандр Попов, не для того в этой окаянной глухмени столько лет сидит, чтобы вослед за правдой своей и самую победу над басурманом Поспеловым отдать! Будет с него и того окаянного доноса!

- Сказавший "аз" да скажет "буки"!..

Игумен еще раз прочитал бумагу, положил ее на стол, прихлопнул ладонью, чтобы не топорщилась на сгибах. Всему православию натрезвонил преосвященный! А зачем? Много ли сил надо было прошлым летом, чтобы ту болячку сковырнуть?