Белый Бурхан

Утро ширетуй начал с хозяйственных распоряжений. Одним из первых был вызван Гомбожаб, который пришел со своим ховраком Рахо, зная по опыту, что у Жамца всегда много поручений и мальчик для побегушек просто необходим.

Гэцул Гомбожаб был рослый, крепко сложенный человек, с огромной бритой головой и оттопыренными ушами, умеющий постоять за себя не только на словах, но и на кулаках. К тому же, Гомбожаб обладал большой силой воздействия на окружающих и мог заставить повиноваться силе своего взгляда даже дикого разъяренного зверя. Он был единственным ламой дацана, которому официально было разрешено заниматься тантрическими обрядами7 и подбирать себе помощников для колдовства и гаданий среди ученых лам, в каком бы ранге святости те не состояли. Учитывая все это, Жамц всегда назначал Гомбожаба караван-бажи, когда была необходимость доставить в Лхасу ценный груз в целости, быстро и без помех.

- Наш караван готов? - спросил Жамц сухо. - Кто его поведет на этот раз?

- Мог бы повести я, ширетуй, но у меня нет дел в Лхасе. Да и после гибели Баянбэлэга это для меня небезопасно.

- Да, Гомбожаб, вы были неосторожны... Впрочем, вы нужны в дацане меня призывает таши-лама. Если вы согласитесь остаться ширетуем, то...

- Я согласен остаться ширетуем дацана. Он не скрывал, что доволен! Ему очень хотелось похозяйничать среди лам и свести кое с кем личные счеты. И хотя Жамц хорошо знал об этом, не противился Гомбожабу: дисциплина нужна для порядка, а порядок должен соблюдаться неукоснительно. Хотя безгрешность лам и узаконена Цзонхавой, одного только страха за свою карму им мало, необходим еще страх и за эту жизнь!

- Меня не будет долго. Возможно, что таши-лама оставит меня при себе. Поэтому берите вожжи управления нашей колесницей в свои руки твердо и решительно, Гомбожаб! Это особенно важно сейчас, когда в дацане начались всякие шатания, сплетни и шепотки, когда святая молитва становится обузой...

- Я наведу порядок, ширетуй! Вы ничего не хотите поручить или сказать Тундупу? Он ждет.

- Можете позвать его, Гомбожаб.

Тот резко повернулся к своему ховраку Рахо, и парень исчез.

Жамц прокрался к входной двери, стремительно распахнул ее, но коридор был пуст и подслушивать их доверительный разговор было некому, если не считать Пунцага, который спал в соседней комнате. Но он уезжал вместе с ним, и Жамц его не боялся.

- У меня остались бумаги покойного Баянбэлэга. По ним надо получить в банках Урги и Иркутска довольно крупную сумму в линах и рублях. Найдите человека, который это сделает аккуратно.

- Я хотел бы посмотреть на эти бумаги, ширетуй.

- Вот они. - Жамц открыл шкатулку, стоящую в изголовье ложа, достал сверток, перевязанный голубой лентой. - Сколько вы, Гомбожаб, можете дать мне за них наличными или золотом сейчас?

Гэцул бегло просмотрел бумаги, усмехнулся:

- Половину их стоимости. Риск слишком велик, ширетуй... К тому же, у меня нет столько золота... Да оно вам и не потребуется в Тибете, придется только заплатить стражникам. А у них в цене китайские императорские монеты и английские фунты. Шо - тоже, хотя цена их невелика вообще... Серебра дам, камней...

В дверь осторожно постучали. Гомбожаб поспешно сунул бумаги за пазуху, шепнул: "Я пришлю Рахо!" Кивнув, Жамц шагнул к двери, широко распахнул ее:

- Входите, Тундуп. Мы вас ждем слишком долго, дарга!

- Я был занят неотложными делами, - отвел глаза тот. - Караван требует забот, ширетуй...

- О караване вы знали давно, Тундуп!

Дарга стражников беспомощно развел руками, взглянул, ища поддержки, на Гомбожаба, но тот сделал вид, что занят узорами оконной решетки.

- Мне нужно для охраны и услуг пятьдесят ховраков, что поисполнительнее и поглупее. Вроде моих. Тундуп кивнул.

- Все они должны быть вооружены винтовками и ножами.

Тундуп снова кивнул.

- Одеты в рваные шубы и облезлые малахаи тибетских стражников. И такие же грязные и злые.

Тундуп удивился, но все равно кивнул.

В первый момент Пунцаг не узнал ширетуя: крепкие сапоги с шипами, толстые темные брюки, широкий кожаный пояс с бесчисленными карманами, стеганая китайская меховая куртка, тяжелая кобура нагана. Рядом, на табурете, лежали наготове полосатый халат грубой работы и черный малахай с зеленым сатиновым верхом.

Сделав вид, что не заметил изумления молодого ламы, Жамц озабоченно спросил:

- Ты умеешь стрелять?

Пунцаг отрицательно мотнул головой, не зная, как теперь обращаться к грозному ширетую, снявшего с себя одежды высокого ламы и превратившегося не то в цирика, не то в арата.

- Плохо, баньди! Придется поучиться. Нам идти через Тибет, а там умение владеть оружием ценится больше, чем святая молитва!

Подумав, Жамц взял четки и протянул их Пунцагу:

- Возьми, хороший лана должен иметь дорогие четки!

Но это же ваши четки! - изумился Пунцаг, сразу вспомнив, что именно они послужили причиной для первого его наказания.

- Теперь они твои. Я прошу тебя забыть, что я - лама, гэлун и ширетуй! Я - купец! Во всем нашем караване ты будешь единственным ламой. Так надо.

Пунцаг кивнул. Жамц попросил подать халат, накинул его на плечи, прошелся:

- Наган не торчит?

- Я не заметил.