Белый бушлат

Несколько лет назад на одном из кораблей США, стоявших вместе с другими судами американской эскадры в Неаполитанском заливе, возник пожар по соседству с крюйт-камерой. На корабле воцарилась паника. Повсюду кричали, что судно вот-вот взорвется. Один из матросов со страху бросился за борт. Наконец пожар был потушен, а матрос вытащен. Его судили военно-полевым судом, признали повинным в трусости и присудили к прогонке сквозь строй эскадры. Через некоторое время последняя направилась в Алжир, и в этой гавани, в которой некогда ютились пираты, приговор был приведен в исполнение — Неаполитанский залив, хоть и омывающий берег абсолютной монархии, был сочтен неподходящим для демонстрации американских военно-морских законов в действии.

В то время как «Неверсинк» плавал в Тихом океане, некий американский матрос, проголосовавший за избрание генерала Гаррисона[476] в президенты Соединенных Штатов, был также подвергнут прогонке сквозь строй эскадры.

LXXXIX Общественные отношения на военном корабле

Но порка у трапа, прогонка сквозь строй, кражи, грабежи, сквернословие, азартные игры, кощунство, мошенничества, контрабанда и пьянство, которые автор здесь и там срисовывал с жизни в течение настоящего повествования, отнюдь не исчерпывают всего каталога зла, царящего на военном корабле. Одна черта корабельной жизни исполнена особенно глубокого смысла.

На всех крупных военных кораблях плавают солдаты, называемые морской пехотой. На «Неверсинке» их было несколько меньше пятидесяти, причем две трети их были ирландцы. Начальствовали над ними лейтенант, сержант при нем на ролях адъютанта, два других сержанта и два капрала. Кроме того, были еще барабанщик и флейтист. Существует обычай — иметь столько солдат на корабле, сколько на нем пушек. Это и служит шкалой для распределения морских пехотинцев по кораблям различной огневой мощи.

Наши пехотинцы заняты были исключительно строевой службой, если не считать то, что в походе они отстаивали вахты как матросы и время от времени лениво помогали им тянуть снасти. Но они никогда не ступали ногой на ванты, не совали руки в смолу.

По боевому расписанию ни один из этих людей не стоял у больших орудий, по корабельному расписанию мест им у определенных снастей не назначалось. На что же они были нужны? Служить своей родине во время боя? Посмотрим. Когда военный корабль вступает в схватку, морских пехотинцев укладывают на брюхо у фальшборта (подобное порой предлагают делать и матросам), а в разгар боя их обычно строят на шкафуте — точно роту на параде в парке. При бое на ближней дистанции их ружья могут подцепить матросика-другого на вантах, но при бое на больших дистанциях им ничего не остается делать, как стоять в строю и ждать, пока их подстрелит неприятель. Лишь в одном случае из десяти — а именно, когда последний идет значительными силами на абордаж, — эти морские пехотинцы могут оказать какую-нибудь помощь в качестве бойцов; им тогда приказывают примкнуть штыки и «отражать атаку».

Но если морские пехотинцы столь бесполезны с боевой точки зрения, с какой стати держать их во флоте? Так знайте, что тем, чем в мирное время являются для населения регулярные войска, а тюремщики для тюрем, и являются для матросов эти пехотинцы. Только ключи заменяют им ружья. С этими ружьями охраняют они пресную воду; грог, когда его раздают; провизию, когда ее выдает баталер; арестованного, посаженного в карцер; дверь коммодорского и командирского салонов, а на стоянке — оба трапа и бак.

Остается думать, что, если матросы, над которыми поставлено столько начальства, нуждаются еще в дополнительном надзоре, когда они удовлетворяют свою жажду, это — сплошь головорезы, или же что морская служба представляет собой такое тиранство, что от неповиновения этих людей можно всего ожидать. В общем, здесь должно быть или то, или другое, или, наконец, и то и другое вместе, в зависимости от характера офицеров и команд.

Ясно, что матрос на военном корабле косо посматривает на морского пехотинца. Назвать человека «лошадиным моряком» считается у матросов одним из самых обидных выражений.

Но взаимное презрение, более того, ненависть, существующая между двумя этими службами, вынужденными между тем находиться на одном корабле и жить одним хозяйством, почитается большинством морских офицеров вершиной и совершенством военно-морской дисциплины. Ее считают клотиком, венчающим самую высокую точку на их грот-мачте.

Рассуждают они так: если мы будем уверены в антагонизме между морским пехотинцем и матросом, то всегда можем на этот антагонизм положиться. Взбунтуйся матрос, не потребуется особо побуждать морского пехотинца, чтобы он проткнул ему сердце штыком; а если взбунтуется морской пехотинец, матрос только того и ждет, чтобы пронзить его пикой. Сила на силу, кровь на кровь — вот условие идеального равновесия, по их мнению, вот их лозунг.