Читаем Белый Дневник Тору Мацуи полностью

Бесконечная кажимость сомнения в процессах мысли и мнимое (лживо-чудовищное) существование препятствует постижению Темного основания. "Бесконечное возвращение", как нащупывание Темного основания – это был наиважнейший шаг в сторону нас. В сторону тебя.

Смелость необходима для продвижения к Темному основанию. Для изменения самого сущностного и самого Времени. Времени нас. Твоего времени. Там ты загадаешь свое желание.


Давно опали листья

Листья конечно давно опали. Ты вот недавно их в первый короб положил. И правдиво, точно и понятно. Остальным же – покорно бойтесь смерти, умножайте любовь на ноль и безразличию безоговорочно подчиняйтесь.

Вот смысл опавших в чашу листьев.


Чем болен?

Хтонические состояния бессознательного.

Деградация осознанных желаний.

Ненужность/бесполезность.

Болезнь косточек, мышц и связок.

Глупость.


Маленькая черепашка Тортли

Маленькая черепашка Тортли уже умела мечтать с самого рождения. Сам процесс созидания ее мечт был прописан в ее пластическую душу. Она не знала об этом. Ведь она не могла логично мыслить. Только разве что мечтать. Высокая тень тысячелетней Липы Забвения издали ухаживала за юной черепашкой. Откладывая свои параноидальные дела на следующий вечер. И так вот непрерывно и постоянно.

В воздухе витал запах тимьяна.


Вестник

Светлый вестник бури

Штиля хозяин темный

Глубокий

и мертвый

Вечный

и тонкий

Бесов всех мастер

Идиот немногих людей


Соображение по поводу одного логико-философского

Возвращение к очень раннему опыту, до сознания, до интерпретации, к опыту того возраста, который можно назвать гарантом того, что цевилизация не превратится в систему жестоких игр без игры в игры.

Зачем я все это вывожу и выжимаю по капле?

Очевидно же.

Меня настораживают и пугают некоторые вещи:

1. Сначала умрет сознание.

2. Совесть перестанет говорить.

3. Воля станет рабом повсеместной лжи.

4. Инфантильность будут восхвалять.

5. В мире не станет больше мира.

Осталось взглянуть в зеркало.


В час Шень

Вкус варится

Стихи думаются

В груди захватывает дух

Эти слова сохранены в душе

Естество не так поверхностно

Останавливаюсь в час Шень

Замирает


Поле с голосами цикад

Это поле с цикадами, стрекочащями о былом, о прошедшем. В таком поле говорливых цикад пребывать порой необходимо всем, ведь кто-то же должен рассказать тебе о временах непостижимых, легендарных.

Словно и не было того, о чем разуметь невозможно. Цикады с этого поля передают друг дружке эти истории, они тихонько шепчут их, но каждый голос такого прошлого, соединяясь с миллионами таких же голосов-шепотов создают ту подлинную историю.

Если ты окажешься там ненадолго, то очень тебя прошу записать их голоса. Ведь кто-то сможет их перевести на наши языки, и мы узнаем чуть больше прежнего.


Когда плохо

Можно отвлечь тебя на французский экзистенциализм

Он необычайно хорош, в нем прекрасно отдыхаешь

Когда плохо

Можно представить тебя дающего волшебных пинков

Средние люди везде одинаковы

Это тяжелое слово "когда"

Мучительно


Скудность философии всех

Невозможно быть философом для всех и каждого.

Знают конечно таких философов, знают и такую философию. Философ каждого и всех выхватывает намагниченную крайнюю точку. Беря эту точку серого пламени в свои руки, он начинает эту точку развертывать. Раскручивать. Смешивать с самыми серыми представлениями, охотно подставляя свои обрубленные крылья под тиски и ножницы. Точка крайности раскрутилась, она осела в сознании, обыденном представлении. Здесь все дружно перепрыгивают через салочки – раз прыжок, да два – вот неосмысленный переход к невежеству. Невежество умов вытесняет последнее то, что именуется скажем духом. Образовываются страны не знающие духа. Философия всех и каждого делает свое серое дело: образовывая в нас чернодырие разума и подавляя возможности души, она делает скудным весь наш мир.

Обозначать здесь проблематику, значит войти в русло скудности. Любая отвлеченная мысль может быть раздавлена толпой невежества. Тленность проистекает холодно звеня.

Невозможно быть философом для всех и каждого. Я так и не смог.


Столб нет (того, чего правда нет)

Треском

Падай

Молча

Жди

Встань

Открой

Глаза

Чужие

Стой

Смотри

Завтра

Повтори

Прохлада

Сон

Зима

Вздох

Тоска

И

Смертью

Плачь

Сгори

Август

Речь

Письмо

Поэт

Сказка?

Нет


Зеленая пропасть

И все это – зеленая пропасть. И стоишь ты на краю и смотришь вниз.

Чайник кипит. Выключаешь газ. Наливаешь себе кипятка в кружку. Вот тебе и чай.

А сам смотришь ты вниз. Видно как все исчезает там. Даже то, чего мы не можем увидеть.

Зеленая пропасть. На краю, с чашкой чая в руке, смотришь в низ. Занятие не столь бесполезное. Ведь что бы смотреть, надо уметь видеть. Практика глупостей.

Пахнет солнцем. Неприятно, что аж странно.

Заварка чая листьями падает вниз. Зеленая пропасть проглатывает все. Мало кто заметил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психохирургия – 3 и лечение с ее помощью самых тяжелых и опасных болезней души и тела
Психохирургия – 3 и лечение с ее помощью самых тяжелых и опасных болезней души и тела

Книга рассчитана на психотерапевтов, психологов и всех тех, кто хочет приобщиться к психотерапии. Но будет интересна и для тех, кто ищет для себя ответы на то, как функционирует психика, почему у человека появляются психологические проблемы и образуются болезни. Это учебник по современной психотерапии и, особенно, по психосоматической медицине. В первой части я излагаю теорию образования психосоматозов в том виде, в котором это сложилось в моей голове в результате длительного изучения теории и применения этих теорий на практике. На основе этой теории можно разработать действенные схемы психотерапевтического лечения любого психосоматоза. Во второй части книги я даю развернутые схемы своих техник на примере лечения конкретных больных. Это поможет заглянуть на внутреннюю «кухню» моей психотерапии. Администрация сайта ЛитРес не несет ответственности за представленную информацию. Могут иметься медицинские противопоказания, необходима консультация специалиста.

Александр Михайлович Васютин

Психология и психотерапия / Учебная и научная литература / Образование и наука
Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование
Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование

Научная дискуссия о русском реализме, скомпрометированная советским литературоведением, прервалась в постсоветскую эпоху. В результате модернизация научного языка и адаптация новых академических трендов не затронули историю русской литературы XIX века. Авторы сборника, составленного по следам трех международных конференций, пытаются ответить на вопросы: как можно изучать реализм сегодня? Чем русские жанровые модели отличались от западноевропейских? Как наука и политэкономия влияли на прозу русских классиков? Почему, при всей радикальности взглядов на «женский вопрос», роль женщин-писательниц в развитии русского реализма оставалась весьма ограниченной? Возобновляя дискуссию о русском реализме как важнейшей «моделирующей системе» определенного этапа модерности, авторы рассматривают его сквозь призму социального воображаемого, экономики, эпистемологии XIX века и теории мимесиса, тем самым предлагая читателю широкий диапазон современных научных подходов к проблеме.

Алексей Владимирович Вдовин , Илья Клигер , Кирилл Осповат , Маргарита Вайсман

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Скептицизм. Оружие разума
Скептицизм. Оружие разума

Мишель Монтень (1533-1592) – французский философ. Его философскую позицию можно обозначить как скептицизм, который является, с одной стороны, результатом горького житейского опыта и разочарования в людях, и, с другой стороны, основан на убеждении в недостоверности человеческого познания. Свои мысли Монтень излагает в яркой художественной манере, его стиль отличается остроумием и живостью.Франсуа Ларошфуко (1613-1680) – французский писатель, автор сочинений философско-моралистического характера. Главный объект его исследований – природа людей и человеческих отношений, которые оцениваются Ларошфуко также весьма скептически. В основе всех человеческих поступков он усматривает самолюбие, тщеславие и преследование личных интересов. Общий тон его сочинений – крайне ядовитый, порой доходящий до цинизма.В книге представлены работы Монтеня и Ларошфуко, дающие представление о творчестве этих философов.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мишель Монтень , Мишель Экем де Монтень , Франсуа VI де Ларошфуко , Франсуа де Ларошфуко

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука