Белый дом. Президенту Обама лично в руки. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Вентиляция… еще нет десяти, мы с Иваном у линии транспортера, я шустро подбираю с рабочего стола тесто и шлепаю переворачивая на непрерывно движующуюся ленту конвейра, под валики, из – под которых Ваня вынимает сформированые в батоны формы и укладывает последние на тележки – реки. Мерный рокот механизма, монотонная привычная работа и Солнце, нещадно палящее головы сквозь огромное стекляное потолочное окно. Горячий спрессованый воздух словно замер и не колышется в замкнутом пространстве дежурной бруклинской пекарни. Время от времени мы бросаем взгляды на вертикально торчащую в углу трубу с дыркой посредине, сквозь которую должен подаваться какой – никакой но воздух, но бездыханная труба как всегда в этот час безмолвствует. Ближе к ланчу появится ХОЗЯИН, и РАБ спросит его дежурно: “Ну чего же ты, Эдик, опять вентиляцию отключил?”. “Ой… ответит так же дежурно ХОЗЯИН, …ты знаешь, опять забыл”. Диалог этот поворяется изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год.

Хлеб небось кушаешь? Имеешь понятие зеленое как выращивается, собирается хлебный злак, зерно что есть такое, мука мелется как, мешок сколько весит и выглядит как, сколько их за смену перетягать надобно, воды сколько ведер подать, затащить – вытащить рэки в камеру и из камеры, заложить в печь и из печи вынуть, затем на стеллажи, на поддоны, нарезать, упаковать, да на стол подать. Благородный труд, доложу я Вам. Что может быть возвышенее приготовления хлеба насущного! “Хлеб, в котором нет капли пота пекаря, приготовившего его – безвкусный хлеб”. Ты орошаешь его в буквальном и переносном значении этого слова. Вот он, творенье рук твоих, с зажаристой румяной коркой, неповторимым ароматом, запахом, ты берешь его в руки словно запеленаного ребенка, словно плод твой, дитя любви пекаря и дежурного брайтоновского подворья с вечно осклизлым от грязи полом, полчищами тараканов и бездыханной вертикально торчащей в углу с дыркой посредине трубой.

Нет в мире более презренной, грязной, низкооплачиваемой и неблагодарной работы чем приготовление хлеба насущного. Рабочий класс, пролетарии, подлое сословие, ничтожные людишки, неудачники, изгои общества. Минимальный заработок, гроши сущие за труд тяжкий, за которые ни крова собственного заиметь ни семьи создать, ни детей поднять, презрение и высокомерие со стороны высоколобого общества, вот твой скорбный удел, орошающий ежедневно хлеба потом своим человек в белых одежинах.

Храм труда, уважаемое сословие, единство народа…

Так вот, то настоящее вчерашнее единство, не путать с фарисейским несуществующим сегодняшним, единство народа создавалось не на филькиных грамотах и лозунгах, а на делах и поступках в результате которых создавалась действительно народная общность, государство социального согласия и всеобщего благосостояния и не укуси Фюрера бешеная собака “рассового превосходства с жизненным пространством вместе взятым” сейчас бы в Германию ездили поглазеть как ездят поглазеть в Лувр или Эрмитаж.

“Политическая жизнь, это не только шоу. Политическая жизнь подчиняется определенным технологиям”, намедни высказался очередной политический умник. Оказывается! политическая жизнь это шоу, правда не совсем и не до конца, следовательно в ней присутствует нечто неведомое, сокрытое, потаеное для людей несведующих и непосвященных – вроде меня, оказывается!, она подчиняется неким технологиям, опять же, таинственым, недоступным и недостойным разумению простого мирянина – вроде меня опять же. До сих пор я пребывал в младенческом неведении полагая, что только Я, Я и никто другой есть тот самый центр УНИВЕРСУМА см. Стр. 123 Рис. 3-6 вокруг которого пляшут мои слуги президенты но нет, …они давятся тем, что приготовили, втирая баки человеческому стаду росказнями про трудные времена, испытания, терпение, грузовики… прикрывая собственную умственную и нравственную наготу и ничтожность словоблудием от которого тошнит и рвет, что здесь что там, везде, где при власти находится КАПИТАЛ.

Тошно… тошно братцы…

“…Я глубоко разочарован и этот жанр мне опостылел. Хотя я его продолжаю по инерции как цирковая лошадь старая, она даже уже слепая, все ходит по кругу, по арене. Я вам скажу, когда это кончилось у меня внутренне, когда был взрыв в Домодедово, и на следующий день президент Медведев полетел в Давос и там сказал: вот видите, я вот прилетел, хотя был взрыв в Домодедово специально, чтобы я не прилетел. Ну можно посмотреть, это же висит на его сайте. На сайте президента России висит этот его спич к давосскому форуму. Международному, всемирному, простите. Он прямо так и сказал, что это взорвали, чтобы я не полетел, а вот я прилетел. Я когда это услышал, мне просто стало настолько тошно, что я написал текст, который назывался: «Адресат выбыл». О том, что мне там, в Кремле не к кому обращаться…”.