Белый Дух

– Чувства? Ха-ха… Ты путаешь чувства с переживаниями, парень. Ты полон переживаний. А чувства… Вот научись чувствовать траву под подошвой мокасина, сухие веточки, рассыпчатые камешки… Это и есть чувство: знать, как твоё тело должно вести себя, чтобы не привлекать к себе внимания оленей, волков и краснокожих. О других чувствах надо забыть!..

К их костру беззвучно подошёл Винсент.

– Ты где пропадал весь день? Отстал? – Жерар изучающе посмотрел на голландца.

– Нет, отлучался для одного дельца.

– Куда отлучался? – не понял охотник. – Здесь нельзя поодиночке, дружище. Надо держаться вместе. Краснокожие бестии умеют подкрадываться совсем незаметно, как демоны… Что ж у тебя за дело такое?

– Ездил за Сломанным Ножом.

– Как? – Жерар удивлённо выпучил глаза. – Куда? Зачем тебе этот дьявол?

– Чтобы убить его.

– Охотиться за колдуном? Ты спятил, ты не в своём уме, если решился пойти по следу Сломанного Ножа! Ты знаешь, какая у него дурная слава? Я слышал, что он вырезает у своих врагов печень и пожирает её.

– Я знаю.

– И он владеет магией!

– Знаю, – кивнул Винсент.

– Чем он насолил тебе?

– Лично мне ничем… Просто он – воплощение зла.

Винсент бросил перед собой волчью шкуру, к ушам которой были привязаны небольшие мешочки, и скальп – клок длинных волос на лоскуте кожи, срезанной с головы человека.

– Тебе удалось убить его?! – изумлённо воскликнул Жерар.

– Да…

На подмостках смерти

Рейтер вышел из автомобиля и открыл дверцу перед Гердой.

– Надеюсь, декораторы всё доделали, – проговорил он, когда Хольман уже стояла рядом с ним.

– Я вчера проверила. Декорации в полном порядке. Я ручаюсь, штандартенфюрер, вы будете довольны.

– Замечательно. В котором часу привезут людей?

– В управлении обещали, что машины приедут в десять утра. Операторы уже на своих местах.

– Сейчас девять пятнадцать. Что ж, займёмся пока инспекцией павильонов.

Возле высокой серой стены главного павильона киностудии «УФА»[11] стояло семь чёрных автомобилей и одна машина пурпурного цвета, сразу приковывавшая к себе взгляд. Шофёры – одни в военной форме, другие в штатском – мирно курили, по двое-трое, и негромко беседовали. Вокруг было тихо, лишь где-то вдалеке тарахтел двигатель, доносилась чья-то беззлобная ругань. На асфальте сверкали редкие лужи, отражая ослепительное утреннее небо. С крыши павильона, где располагалось открытое кафе, неслось курлыканье птиц. Чуть поодаль маячили фигуры автоматчиков, строго следивших за тем, чтобы к павильону не приближались посторонние, – картина для киностудии невиданная и противоестественная.

«УФА» негласно считалась «свободной территорией», здесь царила богемная атмосфера, витал дух вседозволенности. То, что в других местах люди произносили с оглядкой, здесь звучало в полный голос. «Универсум-фильм» пользовался личным покровительством Геббельса и Геринга, сюда съезжались партийные бонзы, чтобы выбрать для себя очередную любовницу из числа актрис. Изящные молодые девушки и юноши жили здесь в обстановке нескончаемого праздника. Никто из них, казалось, не помнил, что за воротами студии гражданин Германии имеет право купить всего килограмм мяса в месяц и только по продовольственной карточке; что там, во внешнем мире, продавался хлеб наихудшего качества, который быстро покрывался плесенью; что из-за экономии воды принимать душ разрешалось лишь раз в неделю; что людей бросали в тюрьму при малейшем подозрении в нелояльности к правящей партии, что расовые преследования переросли в настоящее сумасшествие… Нет, на территории студии, в этом искусственном райском уголке, всё обстояло иначе: нацистские лидеры всех уровней не только не выступали здесь с партийными лозунгами, но даже не стеснялись завязывать отношения с женщинами совсем не арийской крови. Геринг однажды разыграл роль спасителя молодой еврейской красотки, на которую за что-то ополчилось руководство студии, а Геббельс безоглядно влюбился в чешскую актрису, из-за чего едва не развалилась его семья; в эту историю был вынужден вмешаться сам Гитлер.

Да, «УФА» жила своей жизнью, здесь с недоумением смотрели на вооружённых людей (если только оружие не было съёмочным реквизитом). И вот вокруг одного из павильонов со вчерашнего вечера выставлена охрана!

– Нам сюда? – Рейтер кивнул на ближайшую дверь.

– Так точно, – щёлкнул каблуками стоявший у входа эсэсовец с автоматом.

– Штандартенфюрер Хейден уже здесь? – спросил Рейтер у охранника.

– Так точно, штандартенфюрер. И многие другие тоже уже прибыли, даже с дамами.

Директор Института древностей Эрхард Хейден хотел непременно присутствовать на киносъёмках, задуманных Рейтером. Собирались приехать также все руководители отделов и их заместители, любопытство не давало им покоя. Зная Карла Рейтера, все ожидали яркого зрелища.

– Вот чёрт! – фыркнул Карл, не сдержавшись, и пошёл прочь от двери.

– Вы против того, чтобы были зрители, штандартенфюрер? – спросила Герда, увидев досаду на лице начальника.

– Притащили своих шлюх! А здесь, между прочим, не цирк!

Он достал из кармана галифе пачку сигарет.

– Будешь? – Он протянул сигареты Герде.