Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе

И эта антипатия никогда не являлась всего лишь вопросом национального самосознания или эстетического вкуса. Для многих обитателей региона это был вопрос жизни и смерти.

В обход Маншии

Война между Тель-Авивом и Яффой, закончившаяся минометным и пулеметным огнем, началась с аренды и благоустройства земельных участков: Неве-Цедек и Неве-Шалом[114], первые еврейские районы Яффы, соперничали за пространственное господство с мусульманским районом Маншией. Все три квартала располагались в северной части Старого города, прилегая к Яффской дороге и железной дороге на Священный город Иерусалим. Изучать ход развития этих районов, от временных вагончиков до респектабельных современных пригородов, – захватывающее занятие, это все равно что смотреть финал олимпийского забега на 800 метров или следить за игрой в го: каждый пытается блокировать, обойти или подсечь соперника, чтобы первым достичь финишной черты, в данном случае – моря.

Район Неве-Цедек был основан в 1887 году по совместной инициативе благотворительной организации «Эзрат Исраэль»[115], во главе которой стояли братья Шимон и Элиэзер Рокахи, и Йозефа Элияху Шлуша, о нем уже говорилось ранее. Последний владел землей к северу от Яффы и согласился продать братьям участки по низкой цене при условии, что строительство начнется в ближайший год. Вскоре после торжественного открытия застройка обросла другими кварталами, в 1890 году к Неве-Цедеку присоединился Неве-Шалом, в 1896-м – Махане-Иегуда. Эта группа поселений, составляющих еврейский континуум, который ответвлялся от Яффы и тянулся дальше на север параллельно береговой полосе, в 1909 году влилась в состав района Ахузат-Байт. Вместе взятые, они образовали Тель-Авив.

Однако Маншия по-прежнему имела существенное топографическое преимущество по сравнению с той пестрой полосой, которая впоследствии составит основу «первого еврейского города». Появившись раньше своих еврейских соседей, Маншия была построена прямо на береговой линии. Основанный кучкой египетских сельскохозяйственных работников, иммигрировавших в Палестину в 1830-е годы, этот арабский район особенно разросся в 1870-е, когда в международный порт Яффы стали прибывать мигранты со всего света[116]. К XX веку он расширился настолько, что границы, отделявшие его от еврейских анклавов, быстро превращались, с одной стороны, в места встреч, с другой – в места трений. Вплоть до Арабского восстания 1936–1939 годов Маншия в принципе могла бы гасить нарастающую враждебность между двумя городами, но это лишь вызывало подозрительность с обеих сторон. Тель-Авив не собирался заигрывать с Маншией: арабское соседство не просто угрожало его безопасности, но и фактически перекрывало его жителям дорогу на пляж.

Ил. 35. На открытке 1930-х годов видно, как близко находятся районы Ахузат-Байт и Маншия.

Хотя бóльшую часть Маншии сровняли с землей в апреле-мае 1948 года во время израильской Войны за независимость, процесс ее уничтожения был запущен много раньше. Как апокалиптическое пророчество, которое впоследствии сбывается, или попытка самообмана, она систематически исчезала из виду на рисунках Нахума Гутмана, которого называют «художником Тель-Авива»[117].

Повторяя один и тот же образ на протяжении всей жизни, Гутман изображал «маленький Тель-Авив» своего детства, времен Первой мировой войны – с опустевшими кварталами, откуда еврейское население было изгнано османскими властями. На его рисунках город одиноко парит над бесконечными голыми дюнами. В этой исправленной панораме ничто не отделяет Тель-Авив от моря – ни арабский квартал Маншия, ни еврейско-йеменский Керем ха-Тейманим. Гутман часто меняет направление улицы Герцля и разворачивает весь город на запад, к морю – так, что сразу за гимназией «Герцлия» начинается пляж. На его рисунках «маленький Тель-Авив» изображен в разных ракурсах, но кроме смутно угадываемого силуэта церкви Святого Петра, притулившейся на вершине Яффского холма, за белыми дюнами, еврейский город стоит в полном одиночестве[118].

Ту же картину Гутман воспроизводит множество раз – от первых рисунков, «Шмуэль Хагар сражается с дюнами» и «Первый уличный фонарь», относящихся к 1936 году, когда разрушение Маншии даже представить было невозможно, до более поздних, сделанных во времена, когда Маншия уже исчезла с городской карты. Этот пейзаж вновь появляется в 1939 году на обложке его книги «Маленький городок и несколько людей в нем», а в увеличенном масштабе принимает вид мозаичного панно, украшающего фонтан на площади Бялика рядом со старым зданием муниципалитета[119].