Белый клинок

«Разбуди меня ночью, спроси: ''Для чего ты живешь?''

Я отвечу привычно и честно: ''А кто меня знает?''
Я — от Темной Воды; на челе у меня заклинанье:
''Я живу, чтобы жить!'' Это правда. Хотя и похоже на ложь.

Все, что дальше, — мое. Это только мое — и не трожь!

Самой нежной рукой прикоснешься — пронзительно больно!
Нет! Молчу! Я — поэт. И поэтому даже не волен
Завернуться в лохмотья из собственных сорванных кож!

И ты хочешь согреть меня? Ну так чего же ты ждешь?

Я слегка одичал, я отвык от дыханья чужого,
Но рубец на груди — он остался, тот выжженный желоб
С горькой солью от слез. От того-то я так не похож…

Ты придешь и уйдешь. Точно так, как ушедшие прежде.

Это храм, а не дом… В нем всегда не хватает тепла.
Он меняет гостей, как погода меняет одежду.
И не терпит одежд на исхлестанных наших телах!

Вот! Мы платим за все! Платим Временем. Или телами.

Что по сути — одно. Чу! Мой демон мне шепчет: ''Пора!''
Разбуди меня ночью, спроси: ''Ты останешься? С нами?''
Я остался б, клянусь!.. Только мне не дано выбирать!»

Лурд Серебряное Сердце, «Баллада о темной воде»

— Ну-ка, братцы, ну-ка! Дайте-ка пройти большому дяде! — добродушно покрикивал Нил, раздвигая толпу.

Хихарра и Онкронк следовали за ним, как малые корабли — за большим. Нил возвышался над головами, словно осадная башня — над городскими постройками. Кто-то узнал его.

— Нилон! Тот самый борец Нилон! — пробежало по толпе.

Самого Нила знали немногие, но имя было на слуху у фарангцев. Толпа, заробевшая было при виде арбалетчиков, вновь воодушевилась. Появился кто-то, кому подобает командовать — и первым идти под стрелы, разумеется! Самые воинственные и предприимчивые ушли воевать с южанами, те же, что остались, предпочитали драть глотку, а не воевать.

Отодвинув тех, кто толпился впереди, Нил шагнул на первую ступеньку лестницы. Он видел и арбалетчиков в окнах, и женщину, прижавшуюся к дверям.

— Вот паскудник! — бросил великан Хихарре. — Девкой прикрыться вздумал!

Теллу он не узнал. Страх исказил ее черты.

Зато Телла узнала своего «Тура», хотя его внешность переменилась гораздо больше. Она узнала бы Нила, будь у того даже другое тело. Вмиг сердце ее согрелось… и упало. Она поняла: великан смотрит на нее как на чужую. Не узнал. Забыл. Вот тут она испытала настоящий ужас:

— Нил… — прошептала она.

Сын вагара повернулся к толпе:

— Да вы, кажется, хотите войти, парни? — пробасил он. — Хотите войти, а вас не пускают?

Толпа заревела. Нил поднял руку, требуя тишины.

— А, может, они правы? — прорычал он. — Ведь это чужой дом, верно?

Ответом ему было молчание, а потом — глухой ропот.

— Чужой! — гаркнул Нил, перекрывая его мощью собственного голоса. — Зато ублюдок, что спрятался в нем, он — ваш! А? Так надо сказать ему — выходи! Выходи, слизень, если ты — мужчина! И тогда никто не тронет ни твоего дома, ни тех, кто в нем! Верно? А иначе все они отправятся в Нижний Мир!

«Все — умрут…» — услышала Телла. Другие слова как-то прошли мимо, остались только эти.

— Килон! — приказал Даг. — Убей бычка!

Слуга поднял арбалет. Широкая спина Нила была превосходной мишенью, а сам Килон — отличным стрелком. Он прицелился чуть ниже левой лопатки Нила и нажал на спусковой крючок.

На миг опередив сухой щелчок выстрела, Нил успел откачнуться вправо — все-таки он был сыном вагара. Стрела, оцарапав его плечо, угодила в грудь одного из фарангцев. Ноздри великана раздулись. Меч будто сам прыгнул ему в руку, свирепый рык выплеснулся из груди. Одним прыжком Нил преодолел лестницу.

Телла медленно поползла вдоль двери вниз — колени подогнулись. Нил схватил ее за плечо, чтобы отбросить в сторону… и узнал!

— Телла! — воскликнул он в изумлении.

Толпа реагировала куда медленнее великана. Он уже был у двери, когда первые качнулись вперед, устремившись за вожаком.

— Телла! — воскликнул Нил.

И, развернувшись, встал между нею и фарангцами.

Те едва не налетели на его меч.