Белый клык

Never, in his brief cave-life, had he encountered anything of which to be afraid. Yet fear was in him.	За всю свою короткую жизнь в пещере он ни разу не встретил ничего такого, что могло испугать его, -- и все-таки он знал, что такое страх.
It had come down to him from a remote ancestry through a thousand thousand lives.	Страх перешел к волчонку от отдаленных предков, через тысячу тысяч жизней.
It was a heritage he had received directly from One Eye and the she-wolf; but to them, in turn, it had been passed down through all the generations of wolves that had gone before.	Это было наследие, полученное им непосредственно от Одноглазого и волчицы; но и к ним, в свою очередь, оно перешло через все поколения волков, бывших до них.
Fear!-that legacy of the Wild which no animal may escape nor exchange for pottage.	Страх -- наследие Северной глуши, и ни одному зверю не дано от него избавиться или променять его на чечевичную похлебку!
So the grey cub knew fear, though he knew not the stuff of which fear was made.	Итак, серый волчонок знал страх, хотя и не понимал его сущности.
Possibly he accepted it as one of the restrictions of life.	Он, вероятно, примирился с ним, как с одной из преград, которые ставит жизнь.
For he had already learned that there were such restrictions. Hunger he had known; and when he could not appease his hunger he had felt restriction.	А в том, что такие преграды существуют, ему уже пришлось убедиться: он испытал голод и, не имея возможности утолить его, наткнулся на преграду своим желаниям.
The hard obstruction of the cave-wall, the sharp nudge of his mother's nose, the smashing stroke of her paw, the hunger unappeased of several famines, had borne in upon him that all was not freedom in the world, that to life there was limitations and restraints.	Плотные стены пещеры, резкие толчки носом, которыми наделяла его мать, сокрушительный удар ее лапы, неутоленный голод выработали в нем уверенность, что не все в мире дозволено, что в жизни существует множество ограничений и запретов.
These limitations and restraints were laws.	И эти ограничения и запреты были законом.
To be obedient to them was to escape hurt and make for happiness.	Повиноваться им -- значило избегать боли и всяких жизненных осложнений.
He did not reason the question out in this man fashion.	Волчонок не размышлял обо всем этом так, как размышляют люди.
He merely classified the things that hurt and the things that did not hurt. And after such classification he avoided the things that hurt, the restrictions and restraints, in order to enjoy the satisfactions and the remunerations of life.	Он просто разграничил окружающий мир на то, что причиняет боль, и то, что боли не причиняет, и, разграничив, старался избегать всего, причиняющего боль, то есть запретов и преград, и пользоваться только наградами и радостями, которые дает жизнь.
Thus it was that in obedience to the law laid down by his mother, and in obedience to the law of that unknown and nameless thing, fear, he kept away from the mouth of the cave.	Вот почему, повинуясь закону, внушенному матерью, повинуясь неведомому закону страха, волчонок держался подальше от выхода из пещеры.
It remained to him a white wall of light.	Выход все еще казался ему светлой белой стеной.
When his mother was absent, he slept most of the time, while during the intervals that he was awake he kept very quiet, suppressing the whimpering cries that tickled in his throat and strove for noise.	Когда матери в пещере не было, он большей частью спал, а просыпаясь, лежал тихо и сдерживал жалобное повизгивание, которое щекотало ему горло и рвалось наружу.