Белый князь

В то время, когда столица Бургундии, которую одни называли по-французски Дижоном, другие по-латыни Дивионом, наконец предстала глазам уже долго и тоскливо её ожидающим, когда проводник француз показал им самую высокую башню собора Св. Бенигна, при котором был Бенедиктинский монастырь, а в нём тот князь, добровольный изгнанник, надежда великополян, все они погрустнели.

Судьба их посольства вскоре должна была решиться.

Теперь у каждого из них встали трудности задачи – с чего начать? Как поступить?

Предпелк первый перекрестился, этим знаком в некоторой степени взывая к Божьей опеке, за ним пошли другие.

Проводник, маленький человек с круглым, красным, блестящим и весёлым лицом, от радости, что уже приблизился к цели, был в самом лучшем настроении, улыбался им в убеждении, что они тоже должны быть весёлыми, и сильно удивился, увидев их сумрачными.

– Да, да, милостивые господа, – кричал он на своём языке, всё возвышая голос, – это, это столица Бургундии и великих герцогов Запада (Grand Ducs d’occident). Там, около города, хотя отсюда их не видать, текут наши реки, Сюзон и Уш, там дальше долина Соны. Та башня, господствующая над другими, это собор патрона, святого Бенигна, хотя Св. Урбан не меньше его, могила которого есть в соборе Св. Иоанна… вон там… за стенами. Его отсюда хорошо видно.

Там дальше собор Св. Михаила, а тут Богоматерь Торговая (du Marchè), а эти большие стены… это монастырь Картезианцев, которые делают отличное вино для святого отца, и каждый год ему его посылают, потому что такого, как наше, нигде в мире нет.

Другие вина это кислятина и piquetka при бургундском, а картезианцы имеют секрет, что делают его лучше, чем другие.

Старик, разговорившись, не мог остановиться, особенно, напав на вино, которое любил.

– Увидите, милостивые господа, когда вам бенедиктинцы, потому что, вероятно, вы едете к ним, дадут вкусить то, что они сами пьют. Шенове, Восне, Помард, Волнай, после рюмочки человек молодеет. Это даёт жизнь.

Слушали ли похвалы этих бургундских виноградников послы, которые, задержав немного коней, в задумчивости постоянно смотрели на город, проводник не мог угадать; видя, однако, что они довольно равнодушно принимали его объяснения, он собирался двинуться вперёд.

Тем временем Предпелк, окончив тихую молитву, обратился к Шчепану:

– Ну что, брат, не выстоим тут ничего, едем, нужно однажды это закончить.

– Да, – ответил пан из Трлонга, – что налили, мы должны выпить.

Он вздохнул. Вышота, который порой любил спорить, хоть был немного мужественней, чем они, подхватил:

– Только смело! Предпелку теперь грустно и тревожно, ну, а у меня наилучшие надежды. С утра баба нам дорогу перешла с полнёхенькими жбанами, из которых лилось. Доброе знамение.

Ласота рассмеялся и прибавил:

– Ещё лучший знак, что заяц, который уже хотел нам дорогу перебежать, испугавшись, развернулся.

Тогда они ехали, не спуская глаз с города, а тот вырисовывался всё отчётливей, хотя сильный блеск заходящего солнца уже исчез, весь пейзаж лежал в полумраке и вдали только последний луч света, затемнённый отдалением, бледно завис на вершине горы, называемой Африка.

– Как они тут делают эти свои сады. Как костёлы! – вздохнул, приглядываясь, Предпелк. – Что за здания! Какие башни! А какие строители, что камень умеют вырезать как слоновую кость и так искусно ваять! Когда мы сможем что-нибудь подобное!

– Как будто, – возразил Вышота, – наши костёлы не такие же красивые, хоть на другой манер. Мы даём Господу Богу, что имеем. Он поскупился для нас камнем, мы должны Ему из кирпича возносить святыни.

– Да, – сказал Предпелк, – но мы и такие кирпичи, как Крестоносцы, не умеем выпекать, покрыть их эмалью и так с ней обращаться, как эти волшебники. Они пишут на стенах кирпичами, а в Мальборке те, кто был с королём Казимиром, говорят, что из маленьких камешков даже образ Божьей Матери сложили, перед которым падают ниц. Стоит как живая, словно явилась.

– Ну, – ответил Вышота, – всё-таки то, что построил покойный Казимир, ни в чём упрекнуть нельзя. Здания прекрасные, а пусть нам второго Казимира Бог даст… будут ещё более замечательные.

– Увы! Увы! – вздохнул Шчепан. – Нам только такого второго Пяста не хватает…

Ласота, который до сих пор оплакивал пана, воскликнул с выражением великой боли:

– Такого, каким был Казимир, мы не найдём, и века пройдут, а не будет! Такие Казимиры умирают бездетными!

Проводник, который ехал впереди на муле, спешил всё больше, оглядываясь на них, и так проводил их прямо до ворот. В них стояла городская стража, но отого, что день был жаркий, а время спокойное, на путников не много обращали внимания.

Вышел, вытирая глаза, заспанный человек, наполовину в доспехах, с алебардой, и босой, послушал, не очень обращая внимания на то, что ему говорили, и рукой указал им на город.

Проводник обязался отвести их в хороший постоялый двор неподалёку от собора Св. Бенигна, о котором рассказывал, что равного ему не было, особенно погреб, потому что туда ходила замковая дворня.

Постоялый двор был под эмблемой Золотого щита, в нём останавливались и дворяне, и рыцарство.