Белый конь

И тут я подумал: а что, если и Анано собирается стать второй Кариаулевой вдовой, и Сабу сама придумала, — но тут же отбросил от себя эту недостойную мысль. Подсознательно мне не нравилась судьба, выбранная моей учительницей. Я не желал Анано такой жизни… Нет!.. Неправда. Я считал, что она не имеет права на такую жизнь, потому что у нее был брат — мой отец и, что самое главное, был я. Я — которому шел уже семнадцатый год и который из-за своего легкомысленного эгоизма не хотел допускать даже мысли о том, что у Анано может быть другая забота и печаль, кроме как обо мне!

Наконец-то я одолел подъем и оказался вблизи церкви, Там же, чуть выше обвалившейся каменной ограды, находится старое заброшенное кладбище, где в беспорядке разбросаны холодные серые могильные камни. Голый склон горы сверху окаймлен лесом. Сейчас, по моим расчетам, я должен свернуть направо и перевалить через маленький холм, за которым будет дом Кариаули с каменной оградой. На холме возвышается одно-единственное дерево. Кажется, дуб.

С холма я и вправду увидел стоящий вдали от деревни дом и удивился: как это я его раньше не замечал? Я стал быстро спускаться и шел еще довольно долго, прежде чем добрался до каменной ограды. Ограда была сложена из больших речных глыб, местами укрепленных обтесанными могильными камнями — на некоторых сохранились полустертые надписи и можно было даже прочитать отдельные слова.

Ограда показалась мне высокой и внушительной. Волей-неволей она обращала на себя внимание. Она походила на крепостной вал, овеянный тайной, и вызывала почтение. Калитка была открыта, но я на время замешкался и лишь после колебания решился войти: чего мне было стесняться, я ведь не по своей воле шел, меня послали, вот я и явился. Дом оказался под стать ограде — двухэтажный, но какой же огромный! И у нас двухэтажный дом, но по сравнению с этим он — захудалая лачуга.

Во дворе я осмотрелся, не выскочит ли собака. Такой дом трудно представить себе без овчарки, хотя в то время редко можно было встретить собаку, люди и те с трудом себя кормили. Я торопливо пересек двор, все еще опасаясь овчарки, взбежал по лестнице и постучал в дверь. Прислушался, потом снова постучал согнутым указательным пальцем.

— Кто там? — услышал я строгий мужской голос. Вопрос был задан так категорично, что, не объясни я, кто и зачем пришел, мне и дверь-то, наверное, не открыли бы.

Я промямлил, что мне нужна учительница.

— Кто?!

— Меня прислали из школы… мне нужна учительница…

Долго ждать не пришлось, дверь открыла Кариаулева вдова: она была с ног до головы одета в черное и выглядела очень худой. Ни о чем не спросив, она посмотрела на меня печальными глазами и еле заметной улыбкой выразила нечто вроде удивления. Поскольку мне открыли дверь, я решил, что меня приглашают войти в дом, и вошел — манило тепло.

Вдруг от удивления я опешил: за столом я увидел Кариаули… нет, рыжих дэвов[15], ну, если не дэвов, то, во всяком случае, их прямых потомков. Посреди залы, за большим четырехугольным столом, сидели и завтракали Кариаули — отец, мать и две незамужние дочери. Дочери были похожи друг на друга, как двое близнецов — да, возможно, они и были близнецами. Все четверо были краснощекие, пышущие здоровьем, так что учительница на их фоне выглядела как увядший лист. В центре стола стоял поднос, на котором высилась голова кабана с торчащими наружу клыками. Длинное кабанье рыло, подобно двуствольному ружью, было обращено к потолку. Очевидно, голову только что достали из кастрюли, и от нее шел пар. У разгоревшегося камина все еще стояла медная кастрюля, из которой тоже валил пар…

Супруги Кариаули смотрели на меня недружелюбно и недоверчиво — и я почувствовал, что зря переступил порог их дома.

— Кто это? — спросил глава семьи и отер лицо волосатой рукой.

— Мой ученик, — почтительно ответила вдова.

— Как он здесь очутился?

— Не знаю…

— Эй, щенок! Как ты сюда попал? — обратился Кариаули-старший теперь уже ко мне. — Через ограду перелетел? Тогда почему я не вижу крыльев?!

Рыжие девицы-дэвы нагло фыркнули. Кровь бросилась мне в голову, и я покраснел.

— Молчите, бесстыдницы! — накинулся на дочерей отец. — Вы тоже хороши, ей-богу!

Девицы-дэвы смутились, как невинные ангелы, даже головы опустили, хотя два-три раза все же успели взглянуть на меня.

— Женщина, я же говорил тебе: не оставляй калитку открытой!

— Простите меня, отец! — Кариаулева вдова совсем сжалась.

Теперь мне стало ясно, из-за чего гневались дэвы. На меня они не злились, да и какой из меня разбойник с большой дороги! Вопрос в том, кто оставил открытой калитку.

— Уважаемая учительница, вас вызывает директор! — выпалил я, не выдержав жалкого вида вдовы и собственной беспомощности, и стремглав выбежал вон. В два прыжка я одолел лестницу и со всех ног бросился к калитке.