Богдана и Андукапар сидели во главе стола. Они выглядели довольными и счастливыми. Андукапар был в белой крахмальной сорочке и своем старом костюме. Он был тщательно выбрит и причесан. Богдана была хороша, как всегда. Правда, рядом с Изой ее красота немного тускнела. Иза сидела напротив Луки, и он глядел на нее разинув рот, как на огонь, пылающий в камине. Иза постоянно двигалась, не могла усидеть на месте, много говорила, то и дело поправляя свои золотые волосы, спадавшие на лицо. «Крашеные, — думал Лука, — таких волос не бывает». Но у Изы были именно такие волосы, блестящие, воздушные и в то же время тяжелые, как само золото. Из-под каштановых ресниц глаза ее источали темный фиалковый свет.
— Тамадой я назначаю Луку! — сказал Андукапар, и его предложение с радостью поддержали Богдана и Иза. Лука смущенно поежился и стал отказываться.
— Это должно быть именно так, Лука. Кто же может быть тамадой на моей свадьбе, если не ты! Ты мой единственный друг, и я прошу тебя мне не отказывать, — с улыбкой продолжал Андукапар.
— Но я не умею.
— Делай как умеешь, как видел, как слышал.
На столе стояли две бутылки вина, купленные у крестьянина на Солдатском базаре, красовался тушинский сыр, винегрет из картофеля и свеклы и заправленное Андукапаром лобио. Винегрет готовила Богдана.
— За здоровье Богданы! — поднял стакан Лука.
— О-о! — воскликнула Иза и мигом осушила свой стакан.
— Помнишь, Лука, — заговорил Андукапар, — ты меня спрашивал, существует ли счастье? Тогда я тебе ничего не ответил, а сейчас говорю: бог дал мне счастья, и это счастье зовется Богдана.
Андукапар сам на себя был не похож. Это Лука заметил только сейчас, но не стал заострять на этом внимание, ибо слова Андукапара напомнили ему тех двух мужчин в серых халатах, которые гуляли во дворе сумасшедшего дома и мирно беседовали.
Иза налила себе вина и молча выпила. Потом положила лобио на тарелку и потянулась за хлебом.
Богдана подняла свой стакан и спросила:
— А что я должна делать?
— Ты должна нас поблагодарить и потом выпить! — ответил Андукапар.
— Спасибо! — улыбнулась Богдана и выпила вино до дна.
— Я еще не закончил тоста! — сказал Лука. — Вместе с Богданой я пью за Андукапара!
— О-о! — снова воскликнула Иза, наполнила стакан и так же быстро осушила его.
Лука тоже отпил вино, недовольно поморщился и взглянул на Андукапара: только ради друга можно пить такую гадость! Андукапар с восхищением смотрел на Богдану. Сейчас, кроме нее, для него не существовало никого в целом свете. Всегда отзывчивый и внимательный, сегодня он никого не замечал. Иногда он затихал, как будто прислушивался, но отвечал нескладно и невпопад, видно, его мысли были далеко отсюда.
— Я бы сейчас с удовольствием потанцевала! — сказала Иза. — Но нет ни музыки, ни кавалера…
Приятное тепло пробежало по всему телу Луки, и он почувствовал, что весь обмяк. У него немного закружилась голова, он без всякой причины заулыбался как дурачок и поскреб в затылке. Потом взял бутылку и снова наполнил стаканы.
— Если бы Рубен не ушел, я бы с ним потанцевала… без музыки… Чтобы потанцевать, вовсе не обязательна музыка. Нет, конечно, приятнее, если музыка играет… Хочешь, Лука, потанцуем?
— Я не умею.
— Когда мы кончили школу, собрались в доме у моего одноклассника. У нас был выпускной вечер. Мы всю ночь танцевали… Столько, столько, столько… что на ногах уже не стояли… Я вдобавок опьянела… — Иза рассмеялась… — А потом меня выгнали.
— Почему?
— Ко мне прицепился отец моего товарища. Сначала потанцевал со мной, потом сел рядом и все норовил меня облапать, стал приставать, чтоб я вышла с ним на балкон. — Тут Иза опять рассмеялась, теперь уже совсем громко. — Я взяла и вылила ему на голову стакан вина. Его толстая супруга возмутилась и велела мне немедленно убираться. Я, конечно, убралась, но вечер был испорчен. А этот бедняга был вообще-то ничего себе, красивый мужчина… Говорят, он погиб на войне.
— Давайте выпьем за тех, кто погиб на войне! — провозгласил Андукапар. — Только учти, Лука, твоего отца я не включаю в число погибших. Гоги жив! Запомни мои слова! Итак, вечная память героям!
— О-о! — Это опять Иза.
Вместе со всеми и Лука осушил свой стакан. Он прекрасно понимал, что Андукапар утешал его и поэтому говорил, что не считает отца погибшим, но это обижало Луку: зачем его утешать, когда отец в самом деле жив! Дело в том, что Лука в душе не верил в смерть отца, не принял известие близко к сердцу. Возможно, эту веру внушила ему Богдана. Они часто по ночам оставались вдвоем в галерее у швейной машинки, и Богдана рассказывала ему разные истории о тех солдатах, которых считали погибшими и которые потом возвращались домой, словно восстав из мертвых.
— Я хочу танцевать! — вскричала Иза.
— Есть такая русская поговорка: «В доме повешенного о веревке не говорят», — улыбнулся Андукапар, — но ты находишься в доме у такого повешенного, где разговор о веревке никого не обижает.
— А что делать, если я хочу танцевать?
— Это уж я не знаю! Я сам огорчен, что Рубен ушел.