Белый континент (с илл.) (СИ)

Амундсен лежал на боку на настоящей и довольно удобной кровати, подперев голову рукой и лениво переводя взгляд со светло-серых стен комнаты на еще более светлый, почти чисто-белый потолок, и с тоской думал о том, что финал у путешествия Северо-Западным проходом будет крайне плачевным: он, организатор этого путешествия, просто-напросто сойдет с ума от скуки. И от белого цвета, который успел смертельно надоесть ему за последние три года, но от которого он не мог избавиться, даже покинув борт своего судна и переселившись в цивилизованное жилье. Здесь, в Эгберте, на американской военной базе почти все было выкрашено в два цвета: то в грязновато-белый, как утоптанный людьми снег, то в свинцово-серый, как чуть подтаявший лед. Такими были стены в комнате, выделенной для Руала и его команды, в медицинском пункте и в столовой, такими же были наружные стены всех остальных зданий, к которым норвежским исследователям не разрешали даже приближаться, таким был окружавший базу высоченный забор, возле которого им тоже не полагалось находиться… Правда, исследователи могли беспрепятственно ходить на свой корабль и обратно, да и просто гулять по базе, не заглядывая ни в какие строения, им тоже не запрещали, но друзья старались не высовываться на улицу без особой необходимости — дышать свежим воздухом, температура которого редко поднималась выше сорока пяти градусов мороза, им и так уже безумно надоело за время экспедиции.

Они могли бы тронуться в обратный путь в любой день, если бы не эта дурацкая и так некстати случившаяся поломка телеграфа! Провода телеграфной линии много зим подряд выдерживали тяжесть налипшего на них снега — и именно теперь, именно этой зимой им зачем-то понадобилось оборваться… Не иначе как для того, чтобы испытать терпение Руала — как будто у него в жизни мало было подобных испытаний!

Путешественник перевернулся на спину и закрыл глаза, чтобы хоть немного отдохнуть от белых стен. До обеда оставалась еще пара часов, до окончания ремонта проводов — в лучшем случае, несколько дней, и ему необходимо было как-то пережить это время томительного ожидания и безделья. В юности, скучая на занятиях в школе или на лекциях в университете, он в таких случаях начинал мечтать о великих открытиях и преодолении всевозможных опасностей, но теперь эти мечты уже давно стали для него реальностью и лишились малейшего романтического налета. Став постарше, он в редкие свободные минуты строил планы на будущее и решал те или иные проблемы, мешавшие ему добиваться своих целей, но сейчас никаких препятствий, с которыми нужно было бороться, перед ним не было. Цель организованной им экспедиции — первой собственной экспедиции в его жизни! — была достигнута, путь длиной в сотни миль пройден, а жизнь на приютившей полярников базе форта Эгберт после всех пережитых ими трудностей казалась верхом комфорта. Думать же о следующем плавании пока было еще рано: надо было сперва вернуться домой. А до этого — дождаться, когда заработает телеграф, и узнать, получили ли в Норвегии отправленное Амундсеном до обрыва проводов сообщение.

«Паршивые, поганые провода!» — уже, наверное, в тысячный раз выругался про себя Руал. — «Ну что нам стоило чуть меньше задерживаться в пути и приплыть сюда хоть на неделю раньше? Но кто ж знал, что все так будет? Начиналось-то все совсем по-другому…»

И едва ли не впервые в жизни деятельный путешественник устремился мыслями не в настоящее или будущее, а в прошлое, стал вспоминать, как шесть лет назад он вернулся из плавания под началом де Герлаха, сдал экзамен на звание капитана и решил, что теперь у него достаточно опыта для организации своей собственной полярной экспедиции. А также для того чтобы встретиться с человеком, с которого он все это время брал пример и о котором постоянно вспоминал в тяжелые минуты своего путешествия по Антарктике. С Фритьофом Нансеном.

* * *

Это произошло в 1900 году, через одиннадцать лет после того памятного проезда Нансена и его коллег по главной улице Христиании, когда случилась их первая встреча — встреча, о которой, впрочем, сам Нансен даже не подозревал. Руалу исполнилось двадцать восемь лет, ровно столько, сколько тогда было Нансену, и это казалось молодому человеку хорошим знаком. Знаменитый первооткрыватель должен был понять желание Амундсена тоже сделать какое-нибудь важное географическое открытие — понять и, возможно, помочь в организации экспедиции.

Правда, уже у дверей дома Нансена его молодого поклонника охватили сомнения. Что такое его одна-единственная полярная зимовка по сравнению со всеми великими открытиями и путешествиями Фритьофа? Не выйдет ли так, что сейчас Нансен похлопает его по плечу, посоветует набраться побольше опыта и вежливо выставит за дверь?