Белый край

— Хочу быть как Соленый Ворон, — вздохнула она. — Мне рассказывали путники. Она... Она сильная. И смелая. Ей никто не указ.

— Ошибаешься, — улыбнулась я, стараясь сдержать смешок. — Даже Соленый Ворон не свободна, уж поверь. Видела я ее и не раз.

— Правда?! — оживилась Линн. — Какая она, расскажи!

— Да плевать на нее, пойми ты! — я повернулась к ней и встала на ноги. — Плевать! Хочешь быть сильной — ну так и будь. Твой отец только хочет, чтобы была счастлива, вот и все.

— Но я... — неуверенно произнесла она, отводя взгляд. — Я не буду счастлива со скальдом. Он мне не нравится. Я ответила ему взаимностью только чтобы отца позлить.

— Но наполнила его сердце радостью, — улыбнулась я. — Пусть ему Цугин и не по душе, но твой отец решил, что так ты будешь счастлива.

Я обернулась чтобы уйти, но в последний раз обернулась на прекрасную деву и негромко сказала:

— Что до мужа... Я его убила.

Линн ничего не ответила мне, задумчиво глядя на водную гладь, в которой отражались мириады звезд и небо цвета обсидиана.

Глава 17: Прочь от теплого очага

Спалось, как это часто бывает, довольно паршиво.

Стоило мне вернуться к моим друзьям, в хлев, и прилечь, как меня словно окутала пелена кошмарных воспоминаний. Я вспоминала все самое плохое, что случалось в моей жизни: горящую деревню, отца, погибшего на моих глазах дважды, мать, что потеряла рассудок. Но больнее всего в моем разуме отпечаталось другое клеймо — всего лишь звук и ощущение веревочки в руках. Предсмертные хрипы, конвульсии того, кто был чище, чем я когда-либо могла бы быть, того, кто не заслуживал смерти.

Но я не плакала. Все, что я ощущала сейчас — пронизывающий меня липкий холод, словно я вновь оказалась ребенком, которого оставили умирать в сырой пещере. Мне не хотелось верить, что я могла сделать такое своими собственными руками, но умом я понимала, что это цена, которую я заплатила за свою свободу и за будущее моего народа. Только прервав род Дургальфа, я могла быть уверена в том, что Скаген станет моим окончательно и бесповоротно. Я не могла оставить Кунникта в живых, как бы мне того ни хотелось. Слишком много в этом случае "если". А если бы он начал меня искать? А если бы в ярости отправил войско на Гнилой фьорд? А если бы... А впрочем, какая уже разница?

Что сделано, то сделано. Я много раз слышала о том, что моя цель оправдывает все средства, но вот только ни один из голосов так и не смог меня в этом убедить, даже мой собственный.

"И мой", — прозвучал в голове тихий шепот мертвеца.

Разве ты пытался меня остановить? Пытался вразумить?

"Нет", — с сожалением добавил он. — "Но хотел бы".

Ты — избалованный ребенок, выросший в окружении благ развитой цивилизации. Ты не знаешь, что такое голод. Не знаешь, что такое страх, что за тобой вот-вот придут. Не знаешь, что такое война.

"Я знаю", — тихо ответил Дима. — "Когда-то и я был тобой. Был у штурвала. Но я бы не смог так поступить".

Не смог бы? Или не захотел бы?

"Не захотел бы".

Вот как.

Выходит, все-таки я действительно чудовище, каким меня считали когда-то. Черт возьми, да ведь и до сих пор считают — не знаю, что там рассказали пилигримы и путники этой глупой девке Линн, но она явно не знает и половины того, что я совершила. Но хоть многие и слышали обо мне только хорошее, пусть они и считают меня великим вершителем, который всем помогает... Все еще есть те, кто видел меня, кто говорил со мной. И кто знает, что я из себя представляю.

"Черствый кусок хлеба, который крошится от собственной черствости".

Философия тебе никогда не давалась.

"Прогуливал пары", — усмехнулся он, и у меня в голове возник образ, где он пожимает плечами. — "Но даже черствый хлеб, если его засунуть в микроволновку, может снова стать вкусным".

И что? Ты предлагаешь меня сжечь? О да, взойти на костер определенно вызовет во мне целую бурю эмоций. Будь ты проклят за то, что твоя часть мозга дает мне такое яркое воображение.

"Ну и дура. Я-то говорю про чувства. Что-то, что зажжет в тебе огонь, главное чтобы это была не ярость. Ну, оно так и так придет когда-нибудь, так что сейчас, пожалуйста, заткни свои мрачные мысли и спи. Завтра длинный день".

Не сомневаюсь.

Надо сказать, что разговор с голосом в голове мне немного помог — во всяком случае я смогла кое-как заглушить собственную совесть и в кои-то веки нормально уснуть. Выспаться, впрочем, мне так и не удалось — Кира растолкала меня рано утром, когда хозяйка Вертэнде приготовила завтрак. Утро в деревнях вообще начиналось рано — даже в моей родной деревне, помню, родители вставали порой еще до восхода солнца, чтобы успеть поработать на поле до полудня. Учитывая события последних дней, теперь я понимаю, почему они так спешили. Хотя, наверное, отец просто хотел поскорее отвязаться от рутины и пойти выпивать с мужиками — уж это-то дело он любил.