— Или за мясника — тогда ему можно будет не платить. — Отец не обратил внимания и продолжал, глядя на матушку.
Та застыла и странно сгорбилась, будто тайком наблюдала из-за угла. В этот момент высокородная дама из воспоминаний окончательно умерла — ее убила бедность и стыд. Только сейчас я поняла, как глупо все мы выглядели, цепляясь за призрак надежды. Нет, это отец вел себя глупо, что могли поделать я или Осберт? Мы были детьми!
— Не говори такого, — матушка покачала головой, — слава Богам, что мои родители этого не слышали. Елена — потомок древнего рода. Мои предки воевали под знаменами самого Тольвита, моя прабабка была дочерью короля, а твой отец возглавлял военный совет. Мы никогда не породнимся с низкородными, слышишь, никогда!
Она топнула ногой, и отец взревел так, что затряслись стены:
— Тогда она вообще не выйдет замуж! Подумай головой: сын-лорд может отдать за нее хоть все свои земли, и все равно ее не возьмет никто из лордов, потому что король не позволит. Она же из семьи предателей, ей никогда не позволят возвыситься и обрести влияние.
— А мне… — пискнул Осберт, но папа повернулся ко мне и громко сказал:
— Ты хотела, чтобы я это тебе сказал? Это городское отребье только сейчас узнало про плен и казнь, а до Тарваля уже давно дошли слухи. Мы связывались с королем и пытались переубедить его — все бесполезно. Он готовит армию на случай вторжения Викнатора, и не станет прощать тех, кто однажды ослушался его и может снова переметнуться к врагу.
Его слова почти физически стучали по голове, я пыталась ухватиться за них, найти тайный смысл или еще что-нибудь, но натыкалась на безнадежность. Разум понимал это, но сердце все еще трепетало и надеялось.
— Но если в Ильмисаре будет много недовольных, они скорее примкнут к врагам, — сказала я.
— Скажи об этом королю, напиши ему еще раз! — снова повысила голос матушка.
— Хватит! — закричал отец, и мы застыли, как околдованные.
Спор длился еще долго, но удалось выяснить лишь то, что мы оказались брошены на произвол судьбы. Мириться с таким положением дел никто не хотел, родители старались придумать, как нам подняться, но рассуждали как лорд и его леди: ссылались на предков, былое положение и не хотели опускаться до открытия торговых лавок и брака детей с низкородными. Какая глупость! У нас не оставалось выбора, необходимо было хвататься за каждую возможность. Давно нужно было это сделать, а не сидеть в ожидании того, что кто-то одарит нас землями и замками.
Они не понимали, так и не познакомились с жизнью простых людей и ставили глупые приличия выше всего. Я вжалась в стену и тихонько наблюдала за спором, чувствуя себя самым разумным существом в комнате. Мне нужно было что-то сделать, не то мы с Осбертом всю жизнь просидим в этом доме, слушая россказни о величии предков.
Глава 3. Неприятные открытия
Комнату освещала масляная лампа, стоящая на сундуке возле кровати. Огонь ярко сиял и мирно извивался, словно призывая к размышлениям. Я сидела на кровати и смотрела в окно. Его закрывал тюль, за которым виднелось темно-синее небо и россыпь мерцающих звезд. Месяц забавно смотрелся между двумя колокольнями, словно кто-то из богов нарочно повесил его туда, чтобы навести порядок. С улицы дул ветер, но закрывать ставни не хотелось — шум ночного города отвлекал от всхлипываний матушки. Я тоже старалась заплакать, но не вышло. Было просто тоскливо и гадко: человек умер, а мы думали только о потерянной выгоде. А ведь он к чему-то стремился, шел к цели и мечтал, возможно, точно так же глядя на звезды.
Любопытно, почему Гайди решил захватить трон? Вряд ли такие мысли появились спонтанно. Боги, мы были женаты, а я ничего не знала о нем и чувствовала себя виноватой, как если бы дерзила отцу или соврала матушке, чтобы не выполнять поручение. Да, у нас не оказалось возможности познакомиться, но я могла бы хоть думать о нем с теплотой. Этого тоже не получалось, Гайди представлялся кем-то вроде лавочника: знакомый, полезный, но посторонний. Меня часто называли его женой, но то было слово, и какой-либо близости не придавало.
Хотя в детстве я любила его. Искренне и до смешного наивно. Никогда не забуду свадьбу, когда мы стояли друг напротив друга и держались за руки. Чародей монотонно бубнил что-то, до того долго, что стало казаться, будто время остановилось. Родители и свидетели не шевелились, они нависали надо мной, как бездушные статуи с окаменевшими лицами. Голос чародея назойливо проникал в голову и звучал уже изнутри, я озиралась и надеялась отыскать движение, поймать взгляд, услышать звук — все равно, только бы знать, что вокруг живые. Видимо, Гайди заметил это и сжал мои пальцы. Едва ощутимо, и на душе стало так легко, что захотелось смеяться от радости.
Следующие пару лет я только и делала, что вспоминала касание его теплых рук. Сейчас это выглядело смешно: наверняка Гайди просто боялся, что я потеряю сознание, и церемония затянется.