Белый край

Отца обеспокоило желание Осберта стать солдатом. Он боялся, что брат сбежит, поэтому запретил выходить на улицу всем, кроме Кэйи. Хуже и быть не могло, чем заниматься в этом мрачном, пропитанном скорбью доме? Скрип половиц, нервозность служанки и разговоры родителей угнетали, постепенно начинало казаться, что мы жили в царстве мертвых, где нет счастья. Другое дело снаружи: все кричали, бегали, толкались, в воздухе бурлила жизнь, ветер приносил запахи, которые хотелось узнать, найти их источник. Можно было пойти на рыночную площадь, где выступали уличные артисты, а однажды какой-то чудак пытался продать яйцо дракона! Я своими глазами его видела, коричневое, с темными пятнами, и величиной с теленка. Возможно, его подделали, но Осберт ухитрился потрогать скорлупу — сказал, что похоже на настоящую.

В толпе людей проблемы забывались, и становилось видно, что матушка зря убивалась. Да, наш дом давно требовал ремонта, но он был теплым и просторным. Мы могли позволить себе мясо и сахар, а одежду меняли, как только она изнашивалась. И у нас была служанка — большинство соседей только мечтали о подобной жизни.

Взаперти это быстро забывалось, ведь приходилось развлекаться лишь чтением и домашней работой. Через несколько дней заточения даже дышать стало трудно, и мое терпение иссякло. После завтрака я вернулась в свою комнату и надела темно-зеленый котарди с короткими рукавами. Юбка доставала только до середины икр, а ноги и руки закрывала плотная нижняя рубашка. От предвкушения все внутри радостно трепетало, я глупо улыбалась, пока прятала волосы под капор, нарочно оставив несколько прядей, которые ради этого и обстригла.

Обычно в это время родители запирались в своей комнате, но я все равно опасалась выходить в коридор и только чуть-чуть приоткрыла дверь.

— Чем ты занимаешься? Могла бы хоть кухню проверить: на завтрак Кэйа не принесла хлеб! — Голос отца глухо звучал из темноты.

— Он закончился, — едва слышно ответила матушка, — булочник отказался обслуживать нас, пока не вернем долг.

Да, они были у себя. Я выскользнула из комнаты и тихонько закрыла за собой дверь. Половицы предательски скрипели даже от вздохов, приходилось постоянно замирать и прислушиваться.

— Так отправь булочника к своему сыну.

— Мы уже отправляли к нему бакалейщика. Ты же сам велел больше не обращаться к нему в этом месяце.

Я стиснула зубы, и вновь послышался скрип, будто тело потяжелело от смеси тоски и недоумения. Ее всегда вызывали подобные разговоры: отец имел в виду мужа моей старшей сестры, лорда Тарваль. Он нам не кровный родственник, просто по традиции родители называли его сыном, а мы с Осбертом — братом. Король велел ему устроить и содержать нас, как единственного родственника. Поначалу мы опасались, что он бросит сестру. К тому времени она уже родила двоих наследников, но женился-то он по расчету, на дочке влиятельного и богатого лорда. Этот страх впитался в стены дома и до сих пор изводил семью: что мы будем делать, если это случится? Я успокаивалась тем, что каждый год-два у четы Тарваль появлялся новый ребенок. Мне нравилось думать, будто между ними возникла настоящая любовь и хоть сестра была счастлива. Не знаю, как дела обстояли на самом деле — такие вещи не обсуждались, а брата мы видели редко.

Внизу у входной двери обнаружилась Кэйа. Она поправляла платье и ругалась на мешавшую корзину, которую держала в руках. Выяснив, что нужно было сходить в мясной ряд, я забрала у нее столь надоедливый предмет и выскочила на улицу.

— Куда? Вот ведь девка! Ишь ты! — послышалось за спиной.

Ее голос терялся в шуме и напоминал кудахтанье. Она не станет жаловаться отцу, сама ведь ругалась, что нельзя держать семью в доме, как узников в темнице. Отойдя подальше, я замедлила шаг и глубоко вдохнула. Запахи города не всегда были приятными, но у меня вызывали трепет, предвкушение чего-то нового. Вокруг мелькало множество лиц, интереснее всех казались те, что скрывали бороды или края капоров. Забыв обо всем, я жадно рассматривала людей, хотелось бы поговорить с каждым и узнать что-нибудь о них. Например, почему от той девушки так пахнет выпечкой и корицей? Щеки у нее были впалыми, а платье изношенным — наверное, она служанка, и ходила к пекарю по поручению хозяев.

Гул толпы прорезал лошадиный визг. В стороне была дорога, на которой тревожно топтался черный конь, запряженный в телегу. Возница пытался успокоить его, попутно ругаясь на кого-то впереди. Я встала на носочки, но за головами людей ничего и не увидела. Конь визжал и фыркал, от чего захотелось подойти и погладить его — лошади прекрасны. Куда лучше людей, потому что не разговаривали, надо полагать. Прокатиться бы на нем верхом.

Оставшуюся часть пути я воображала, как скакала на черном красавце, раскинув руки и подставив лицо ветру. Хоть и люблю город, а для этого больше подошло бы поле, с яркой травой и заходящим солнце вдалеке, заставляющим небо сиять.