Белый, красный, черный, серый

«А дайте мне лабораторию», – с детской бесцеремонностью обратился к старику Леднев. Надо сказать, Дмитрию Антоновичу было тогда уже пятьдесят четыре, но в нем, рядом с холодным умом, сохранялись эти резкие повадки избалованного ребенка (и до сих пор еще остались), и многих это бесило. Но Кохан любил его и все его повадки. «С чего бы это?» – проскрипел он без интонации и флегматично уставился на Леднева своими кроличьми, розовыми от старости, глазами. «Вот, – Леднев положил на стол флешку. – Нейрорегенератор…». Старик посмотрел на флешку с испугом внезапно разбуженного лунатика… «А! Ты все мастеришь эту свою… Кощееву иглу?». Так и пошло с тех пор – название прижилось. Ну, и как автор названия и научный руководитель Леднева, Кохан поставил свое имя на его изобретении. Сам Леднев об этом просил – тогда, тридцать семь лет назад, он был всего лишь малоизвестным доктором медицинских наук, скромным университетским преподавателем, тогда как авторитетное имя Кохана, автора многочисленных публикаций с высоким индексом цитирования, ректора НИИ Геронтологии и просто харизматика, могло пробить дорогу куда угодно и выбить из казны средства на любые исследования.

Так и вышло. Кохан направил прошение в РАН, там рассмотрели заявку на коллегиальном собрании, и Президиум РАН постановил: выделить Ледневу лабораторию при институте и штат сотрудников впридачу. Война еще помогла – там, наверху, его разработки посчитали стратегически важными и своевременными. Хотя Институт противился. Да и Кохан бы противился: ему никогда не нравился этот проект вечной жизни, и он бы предпочел не оказывать Ледневу протекции, но все-таки поставил научные интересы выше собственных человеческих сомнений. Он умел избегать неудобных и неприятных разговоров, прикидываясь немного спящим – возраст позволял ему – и вскоре весь институт заметил, что старик на теме «Кощеевой иглы» всегда чуть похрапывает. Это вызывало множество кривотолков. Впрочем, Кохан всегда прикидывался немного спящим – даже когда умер. И умер он странно вовремя, как подгадал: в день перед тем как лаборатория Леднева получила высшую награду для хирургов – орден святого чудотворца Луки Крымского – за изобретение «Кощеевой иглы». Так что Кохан сумел избегнуть даже награждения за неприятное для себя (хоть и чисто номинальное) соавторство: мол, идите-ка вы к черту со своей камилавкой, я сплю.

Впрочем, не такое уж и номинальное. Все три года, пока шла работа над инъекцией, Леднев советовался со стариком. Но когда, наконец, после ряда успешных опытов над приматами Леднев, по древней медицинской традиции, решил испытать собственное изобретение на себе – Кохан от испытаний отказался.

Ледневу было тогда под шестьдесят. Возраст забытых на лбу очков. После операции… О, как назвать это чувство! Дневник, где он сухим языком отмечал все изменения, которые с ним происходили в те восхитительные дни, не содержит и приблизительных описаний его аффектов и телесных ощущений – да и как это было описать? Хрустальная голова? Мясо на пружинах? Ветер-богатырь? Я – гений? Я – зеленый стебелек?.. Глупо. Безумие какое-то. Вместо этого он записывал: «Чувствую себя чрезвычайно живым…», «Восстановление волосяного покрова на затылочной и височных частях соответствует моему 45-летнему возрасту…», «Острота зрения по таблице Сивцева – 0,8 (восст. на 4 доли, соотв. моему 40-летнему возрасту). Результат превзошел самые смелые расчеты», «Необычайная ясность и скорость ума. Память – по субъективным ощущениям – как в годы университетской юности!». Тут он не сдержался, да, прибегнул к гиперболе и поставил восклицательный знак.