БЕЛЫЙ КРЕСТ

Палестина вошла в состав Империи после Великой войны, в конце пятидесятых годов прошлого века. Тогда же в результате нескольких международных конференций был перекроен и остальной мир. Почти всю планету поделили между собой Ру, Американские Штаты Урантии и азиатские Королевства. Уль-У в те годы представляли «индонезийские тигры» - Сингапур, Таиланд, Филиппины - и шейх Саудовской Аравии, укравший у Урантии сразу после войны секрет атомной бомбы и очень этим гордившийся. Урантия претендовала на всю территорию Палестины. Но в Штатах в это время случились внутренние пертурбации. Государственное кормило взяли в свои руки последователи религиозно-политического проповедника Гудвина Поттера, и первое время держались они наверху непрочно. В итоге Урантии пришлось удовлетвориться кусочком палестинской территории, прилегающим к Газе. Имперская дипломатия не могла упустить шанс объявить протекторат над Святой Землей, и она его не упустила. Позже Урантия прирезала к своему кусочку всю Северную Африку, выторговав ее у Соединенных Королевств Уль-У.

Коулмен и его напарница молчали почти всю дорогу. У приграничного поста собралась короткая очередь из машин. Два офицера проверяли документы, заглядывали внутрь, иногда предлагали выйти и открыть багажник.

Очередь продвигалась споро, но урантийские «туристы» вызвали у пограничников неясные сомнения. Один из офицеров долго листал паспорта, потом попросил выйти.

- Отдыхали у нас, значит? Достопримечательности осматривали? Так-так. Ну и - понравилась Империя-матушка?

- О, ес, ес, - закивал Коулмен, широко улыбаясь. - Вери интерест стран. Мой грэнни… дед у шка погиб на войне в Сибир… Мы ездил уважать его память.

- Срок вашей визы не истек, у вас осталось больше двух недель. Какие-то проблемы?

- Ес, проблем. Нам так жал покидать ваш стран. Мой мать, она попал в хоспитал. Плохо сердце. Мы должен вернуться.

- Понимаю, сочувствую.

- Откройте, пожалуйста, багажник, - попросил второй офицер.

Его товарищ заглянул в салон машины.

- Привет, - сказал он Стефану. - Вотс е нэйм, бэби?

- Энтони. Его зовут Энтони, мистер офисер. Наш сын, - гордо произнес Коулмен и показал на паспорта. - Там все есть. Документ на ребенок.

- Чемоданы тоже откройте.

Откуда- то приплыл протяжный колокольный звон. Мурманцев выглянул в окошко. Далеко на холме в густой зелени стоял белокаменный монастырек.

- Сын, значит, - продолжал офицер, буднично перекрестившись на монастырек. - Так-так. Вонт ю э свит, бэби?… Он у вас что, глухой?

- О, ноу, ноу. Он немножко есть… вундеркинд… очень особенный малчик. И немножко устал. Дорога, жарко, мистер офисер.

- Вундеркинд, значит. Странный какой-то.

Он вернул документы Коулмену.

- Проезжайте.

Следующим подрулил Мурманцев. Протягивая в окно паспорт, он коснулся рукой пояса, активировав его на четверть мощности. Гипноизлучатель начал действовать мгновенно, превратив Мурманцева в совершенно неинтересный для пограничников, малоприметный объект. Офицер лишь пролистнул документ и махнул рукой:

- Проезжайте.

То же повторилось на урантийской стороне границы.

Впереди, в нескольких километрах виднелись окраины какого-то городка. Мурманцев достал из рюкзака бутылку воды, сделал пару глотков. Молчание в машине похитителей нарушил женский голос, презрительно фыркнувший:

- Святоши!

- Кто?

- Русские. Служители божьи! Смотреть тошно. Черт возьми, как же я рада, что мы оттуда наконец убрались.

Мужчина долго не отвечал.

Машина уже въехала в городок, дремотный, приземистый, без этих скребущих небо многоэтажных каменных коробок, обожаемых урантийцами. Частные дома с лужайками, тенистые тротуары, загорелые женщины в шортах, чуть-чуть прикрывающих ягодицы, много жирных, обливающихся потом людей. И всюду - пластиковые бутылки: на рекламных щитах, в руках, в детских рюкзачках, на скамейках, в колясках с младенцами, в урнах.

- Эти ничем не лучше, - наконец сказал Коулмен, подразумевая, очевидно, соотечественников. - Ты сама-то чему служишь?

- Я служу себе и своему банковскому счету, - отрезала женщина. - А что, возможны варианты, Рэнди?

- Возможны. - В ответе слышалась усмешка. И снова молчание.

- Ну? - не выдержала она.

- Ненавижу русских, - мрачно, с ожесточением заговорил Коулмен. - Русские - ошибка природы. Их не должно быть. Но они почему-то есть. Всюду суют свой нос. И все им удается. Все само плывет им в руки. Почти половина суши под ними. Почему? Какая у них сила? Под их постными добродетельными физиономиями - железобетон. Поэтому они хорошие враги. Такие, которых можно уважать. В отличие от этого пластикового быдла, - снова выпад в адрес соотечественников, - чуть взгреть - и уже плывет.

- Но ты работаешь не на быдло, Рэнди. Не на гоев. - В последнем слове была жесткая улыбка. - А на избранный народ. На «собирателей искр».

- Я сам гой. Как и ты. Мы оба - «пустые скорлупки» для этих фанатиков-каббалистов.

Через минуту разговор продолжился.

- Мой прадед был католик, - вдруг сказал Коулмен.

- Кто? - удивилась она явно незнакомому слову.