Белый лебедь

Он попросил прощения у всех, и его оставили в коллективе, а ведь у многих было желание его избить и «опустить». По первой ходке очень многие корчат из себя прожжённых типов с садистскими наклонностями. «Рисуются» – так мы называем эту установку на поведение. Я тоже рисовался, но был справедливым без рисовок, и в моей камере не было «прописок», которые унижали бы достоинство, и издевательств. Вы бы знали, как он обрадовался, когда через несколько дней под утро с металлическим звуком открылась «кормушка» и контролёр объявил:

– Крикунов и Заборских, с вещами на этап.

– Виктор, скорее всего, на одну зону попадём, – радостно констатировал он.

– Ещё неизвестно, – теряясь в предположениях, ответил я.

Попали на одну зону и даже в одну бригаду – в ремзвено. Работа по жилой зоне. То разгружали чурки для бани и кочегарки, то требовалось что-то подремонтировать. Работа простая и по человеческим меркам нормальная. А вот по понятиям, сложившимся в уголовном мире, эта работа вызывала презрительное, уничижительное отношение. Следовательно, это отношение может перейти и на личности. Всё зависит от того, сможешь ли доказать, что ты и один в поле воин. Есть в психологии, уважаемые читатели, такой термин «террор среды»: когда все делают одинаковое, тождественное и похожее, то очень трудно делать и совершать поступки, противоположные общепринятым. Сразу же в этом случае попадаешь в разряд отверженных, превращаешься в белую ворону. Стадное чувство очень хорошо развито в людях, а чем ниже уровень развития, тем оно сильней.

Я, конечно, не видел в этой работе того, что видели остальные. Для меня это была работа как работа, но я ошибался. Первая ласточка – предвестница моего заблуждения – прилетела в первый же день: один из зеков, «ветеран», отсидевший уже 11 лет, презрительно послал меня в известном направлении. Я хоть и был больной, но самолюбие затрепыхалось в возмущении.

– За слова, парень, придётся ответить. Пошли выйдем из секции. – Он пошёл. А когда я оглянулся, то увидел его с молотком печника. «Что за напасть? Одни молотки кругом», – грустно констатировал я и сказал:

– Я тебе не советую драться с молотком, лучше тебе его положить. А тебя я и с ним уделаю. – Я был уверен в себе, и это проявилось в интонации голоса. Он быстро удалился в секцию и долго не выходил. Мне стало аж невтерпёж, я зашёл следом за ним. Оказывается, он создал тройственный союз. «Час от часу не легче», – мелькнуло у меня.

– Что же ты убежал? – решил я призвать его к ответу за слова. После этих слов здоровый бугай схватил меня клешнёй за грудь. И тут же оказался под двухъярусными кроватями. Такое начало их обескуражило. А после того, как я и второго запустил, как ракету, воинственный пыл у них поостыл. Мы, конечно, ещё немного повозились для приличия. Я очень быстро выдохся, т. к. задыхался в эти дни даже от ходьбы. И, вероятно, от этого злости не было, а они перепугались и поняли абсолютно точно, что с адресом серьёзно ошиблись.

Я ушёл после баталии с разорванной дерюгой, хотя там «милюстин» считался на уровне мировых стандартов. На лбу была ссадина. Вот и все мои награды. Зато сердце от перегрузки готово было выпрыгнуть из груди, как пробка из бутылки шампанского. «Вот чёрт, как же я буду бежать?» А я уже давно мечтал об этом, особенно после жестокого урока, преподанного в тюрьме ментами. Кстати, уроков по воспитанию в духе коммунизма там было очень много, я просто не стал все их описывать. Да и этим описанием, как вы понимаете, я нарушил стройность избранной темы. Но утешаю себя тем, что выявляю остальные причины моего первого побега, и тогда легче вам будет понять главное. Через несколько дней я ещё раз подрался. Авторитет стал расти, как на дрожжах. Меня уже частенько приглашали в гости к лидерам на зоне. Которые на моё сетование по поводу работы искренне убеждали и утешали, что моё безвыходное положение им понятно и зимой они возьмут меня в свою бригаду.