Белый лебедь

Рванули мы лихо, но это эпопея для другого рассказа, а может, повести. А кратко выглядело так: автоматчики растерялись. Молодые, салаги, только призвались – определил я. Автомат наводил им страха больше, чем нам. Мой молодой товарищ Витька Заборских испугался стрельбы и вернулся в зону. А другой оказался бесстрашным, как я или как камикадзе, и бежал за мной под пулями, даже не вилял из стороны в сторону. Прошёл армейскую подготовку, а так быстро забыл военную науку. До леса от запретной зоны 25–30 метров.

Погоня началась сразу же. Первых солдат я увидел метрах в семидесяти. Один закричал:

– Серёга, собаку давай, я их вижу.

Ну и что, что видишь, – попробуй поймать. От солдат и от собак я применил несколько способов сбивки со следа. И мы ушли в тайгу. За два месяца прошли по тайге больше тысячи километров. Для чего я всё так подробно описываю? Чтобы показать реальность в чистом виде, без бутафории и налёта пропаганды. А теперь кратко основные причины побега.

1. Несправедливое, чудовищное осуждение.

2. Условия содержания в тюрьме и в колонии: бесчеловечность, беспредел, кошмарные унижения

а) в физическом плане;

б) в бытовом отношении;

в) в моральном и психологическом.

Забирали записи. Сожгли мой роман «Великий поход», а я в него вкладывал душу.

Если после всего этого вы будете говорить, что надо было отсидеть срок наказания, а потом апеллировать к суду, добиваться пересмотра, то я на это отвечу: не стройте из меня идиота. С установкой, привитой уличным воспитанием, я бы не смог сдержаться и начал бы другую эпопею – раскрутки, избиение ментов, а может, даже убийства, т. к. они своим беспределом и беззаконием достают до самых печёнок. И расстрел был бы моим финалом.

Это обобщённый анализ возможного будущего. А в настоящем получилось красивее. После двух месяцев, проведённых в тайге в экстремальных условиях, мы чудом спаслись от облав, засад, постов. От всех двуногих тварей, от зверей, а также не утонули в реках и болотах. Много было приключений, но через два месяца эти прекрасные мгновения оборвались. Нас задержала группа захвата. За это время мы прошли по северной уральской тайге больше тысячи километров. Снова следствие и суд.

И вот, как финал этого забега, мы оказались на строгом режиме. У меня снова 15 лет. Год испытаний из жизни был вычеркнут. Я думал, что я вкусил от запретного яблока самых горьких плодов. А оказалось, что это был зрелый виноград.

Когда меня привезли на Пильву, советский офицер внутренних войск сразу же предупредил:

– Ты у нас не побегаешь, мы тебе создадим сайгоновский режим.

«Может, он выполнял спецзадание в Сайгоне и знает, как этот режим выглядит? – с интересом уставился я на него, – во, гусь?! А теперь в такой глуши работает с инструкциями от центра». Но шутки шутками, а я этот режим запомнил на всю жизнь. Но когда он мне так категорически заявил, то я в тот момент про себя думал дебильно, как букварь: какие глупости он говорит. Я не буду режим содержания нарушать. А оказывается, этого от меня совсем не требуется: нарушать, не нарушать— какие иллюзии и заблуждения!

Липовые постановления (благо этой липы в нашем государстве сверхизбыточное количество) фабриковались элементарно, и началась у меня райская жизнь. Только ангелочков и херувимов я не видел, хотя мой дух несколько раз покидал моё бренное, моё тленное тело.

Прекрасное состояние! Незабываемое!

А теперь, уважаемые, я кратко опишу для примера эту липу, чтобы представляли, как эта порода выглядит.

1. Первое постановление в «кондей» – штрафной изолятор – отпечатали на 15 суток (дословно): «Смотрел на вышки. Наблюдал за часовыми. Готовился к побегу». Разберём ситуацию: на зоне по углам четыре вышки с автоматчиками. Зона 200 м на 200 м. Пятая вышка на воротах, при выезде из зоны. Мне, наверное, нужно было ходить, опустив голову в землю?

2. Однофамилец (Крикунов) работал на лесобирже. С моим приездом на зону всех офицеров и прапорщиков строго-настрого предупредили: смотрите за ним в оба, то есть за мной. Майор Мустафин делал развод на работу по пять человек и увидел его: «Встань в сторону». Тот не понимал причины, начал возмущаться. «Сейчас я тебе объясню», – с угрозой начал майор. Тот, конечно, ждать не стал, а ушёл в барак. Прибежали в барак и меня утянули на 15 суток. За попытку выйти на биржу. Я сидел в штрафном изоляторе. Возмущался, бушевал, колотил в решётку. Требовал этого майора. Посмотреть хоть на него. Когда через полмесяца я вышел, значительно похудевший, то первым делом пошёл познакомиться с этим негодяем.

– Ты, что ли, майор Мустафин? – начал я с ним разговор на повышенных тонах. Он опешил от такой наглости и с недоумением спросил:

– Чего тебе, парень, надо? Ты что, с цепи сорвался?

– Я по твоей милости полмесяца в шизо отмучился, а ты ещё спрашиваешь, почему я возмущаюсь.

– Не понял, – выпучив свои голубые, чистые, как небо в безоблачную погоду, глаза, переспросил он.

– А кто рапорт на Крикунова написал за попытку выхода на биржу?

– Я!

– Так вот кого ты тормознул у ворот? Меня что ли?

– Да я тебя первый раз в глаза вижу.