Белый Лис на большой дороге

На самом деле Марк не был непопулярным: он был просто-напросто сноб. Снобизму он научился у отца – Демьяна Арзонсона, или Демона – как это имя читалось в Ингермаландии. Прабабка Демона по матери, Иоганна Лист, приходилась дочерью императору Александру VII. Дед Демона по отцу в 2724-м женился на Дарье Карениной, светской даме древнерусских кровей. Их сын – отец Демона, дед Марка – был губернатором Западной Лапландии, ингрийской провинции на самой границе со Шведским Халифатом. Провинция была утрачена в ходе внезапно разразившейся восьмилетней войны, что не помешало экс-губернатору Арзонсону основать акционерное общество и сказочно разбогатеть на военных займах. Сын его – Демьян Арзонсон, он же Демон – сие богатство многократно приумножил и возглавил партию имперских банкиров. В молодости он храбро сражался со шведскими ассасинами в рядах механизированных рейтаров. А вернувшись с войны – с демонической силой вспахал сотни две молодых дворянок, заслужив славу самого высокомерного жеребца в той конюшне, какой является ингермаландская аристократия. Сын Демона, Марк, пошёл в отца: высокомерный, умный не по годам, способный гипнотизировать и подчинять людей одним только звуком своего голоса – такое свойство называется «харизмой». Однажды он поколотил Евгения Савойского, дебошира и драчуна на три года старше себя самого – после того случая Евгений перевёлся в Данциг. Марка Арзонсона боялись все лицейские хулиганы. Учитель гимнастики говорил про него уважительным шёпотом: «порода!»

В него-то Маргарита по глупости и влюбилась.

– Я хотела тебя подождать, – сказала она после уроков.

– Не веди себя как ребёнок, – буркнул Марк.

Можно было вести себя иначе – но Марк как будто не замечал её. Не хотел замечать. Ей вспомнилась фраза, которую она вычитала в одной из отцовских книг – это был старинный немецкий роман, там был доктор, он говорил: «Когда умираешь, становишься каким-то необычайно значительным, а пока жив, никому до тебя нет дела».       Позади Лицея был парк: заросший и мрачный. Когда ей казалось, что жизнь особенно несправедлива, Маргарита бегала туда плакать – парк был небольшой, он тянулся до самого моря и кончался отвесным скальным обрывом. На обрыве рос одинокий старый дуб – совсем сказочный – было видно на сотни вёрст: бескрайнее море, маленькие (как будто игрушечные) броненосцы и клиперы в водах Залива, Город по серым свинцовым небом (таким же свинцовым и серым, как море, в котором оно отражалось).

Маргарита не знала, что Яков влюблён в неё. Когда-то подозревала об этом, но – влюбившись в Марка – забыла напрочь. А между тем Марк отказал ей, лишь уважая чувства своего друга – Маргарита была очень милая, хотя знать не знала об этом.

Ей казалось, будто она не знает вообще ничего – и казалось хорошей идеей спросить обо всём у Якова, которого она отыскала на окраине парка, рядом с Лицеем. Тот лежал на траве, под кроной красно-зелёного клёна, закинув руки за голову, глядя в осеннее небо и посасывая травинку.

– Ты не хочешь оставить его в покое? – раздражённо спросил Яков, когда Маргарита пожаловалась на жизнь.

– Нет. Я люблю его.

– Ты совсем его не знаешь.

– Ну и что?

– Глупая девчачья влюблённость с первого взгляда.

– Нет, совсем нет! Я долго об это думала, и решила… решила… – собственные слова показались Маргарите неловкими. – Что мы подходим друг другу! Вот!

– В таком случае, это рациональная влюблённость. – отвечал Яков. – Древние греки называли это словом «прагма». Ты напридумала себе глупостей. Это воображаемая влюблённость.

– Нет! Я пестую в себе эту влюблённость, как цветок. Она растёт. Расцветает. Я бы сказала, – задумчиво проговорила Маргарита, глядя на небо, – Что это трогательная любовь-дружба, которую древние греки называли «филия».

– Это трогательная любовь-дружба, которая есть только в твоём воображении.

– Заткнись! – воскликнула Маргарита.

– Просто оставь его.

– Ни за что на свете.

– Какого чёрта?

– Я очень сильно его люблю, и чем дальше он бегает от меня – тем сильнее. Это мучительное чувство я не променяю ни на что на свете, хоть оно и питается моей болью. Я автономный источник любви! – радостно заявила Маргарита.

–Ты сумасшедшая.

– Сам ты дурак.

– Нет, я серьёзно, – отвечал ей порядком озадаченный разговором Яков. – Ты как будто свихнулась.

–Так, Яков… скажи-ка мне, на чьей ты стороне!

– Марк – мой лучший друг, а ты… ты ведёшь себя, как ребёнок.

– Нет!

– Да.

– Нет!

– Ты ведь знаешь, что я прав.

– Но я добьюсь его.

– А если не сможешь?

– Тогда я умру, – ответила Маргарита. Старинные романы влияли на неё не самым лучшим образом.

– Нельзя просто так взять и умереть.

– Я убью себя.

– Как? – спросил у неё Яков бесцветным голосом.

– Отравлюсь.

– Ты думаешь, в аптеках продают яд для маленьких девочек-самоубийц?

– Заколю себя кинжалом, – протараторила Маргарита.

– У тебя нет кинжала.

– Сброшусь с обрыва.

Яков побледнел.

–Ты струсишь, – выдавил он из себя.

– Я прыгну с разбега.

– Тогда… тогда беги! – крикнул он. – Беги прямо сейчас, если больше никто тебе не дорог!

– И побегу!

– Беги. Наш разговор окончен.

– Ну и хорошо.