Белый морок. Голубой берег

«С чего это ему вдруг ухи захотелось? — удивленно раздвинулись у Олеся брови. — За все время пребывания в Киеве, пожалуй, ни разу не ездил на рыбалку, а тут вдруг…»

— Извини, но кто из нас будет удить? Ты когда последний раз держал удочку в руках?

— Давненько. По правде говоря, уже и не помню когда.

— Ну, а я и отродясь не брался ни за удочку, ни за ружье.

— Вот тебе на! Жить у Днепра и не быть рыбаком… Впрочем, беда невелика. Петер быстро тебя научит, он в этом деле непревзойденный мастак.

Стали собираться. Но делали это молча, деловито, без обычного в таких случаях оживления. Собственно, что им было собираться? Пожилой, непьющий, на редкость нелюдимый шофер Рехера, изо всех житейских развлечений предпочитающий только рыбную ловлю, всегда возил в багажнике целый набор спиннингов, удочек и переметов, не говоря уже о казанке, секаче и других поварских причиндалах. Услышав о поездке на Днепр, он от неожиданности даже растерялся: никогда не бывало, чтобы герр Рехер разрешил себе убивать время на тихом плесе.

— Куда же прикажете везти?

— Сегодня мы полностью в твоем распоряжении. Ты должен посвятить нас в свое искусство и доказать, что рыбалка — не последнее занятие на этом свете. Олесь вот никогда, наверное, и не пробовал настоящей ухи. Сумеешь приготовить, как для всевышнего?

— Постараюсь.

По Обуховскому тракту они вырвались за город. Какое-то время мчались вдоль днепровских откосов, затем свернули влево на грунтовую дорогу. И сразу же попали в край первозданной красоты, словно перешагнули межу сказочной страны. Буйные луга в разноцветье трав, прозрачные зеркала озер в камышах, зеленые полотна пойм в объятиях столетних верб. Пьянящий аромат, серебристая прозрачность и грустная тишина…

«Да ведь это Жуков остров!» Олесь почувствовал, как что-то забытое, терпкое поднимается в душе. Последний раз он был здесь прошлой осенью, когда вырвался из-за проволоки Дарницкого фильтрационного лагеря. Как кошмарный сон, припомнилось бегство по канализационной канаве, собачий лай, барахтанье в ледяной купели Днепра вместе с Петровичем, розовые утренние паруса на горизонте…

Как только Петер вырулил на зеленый бугор и остановил машину в тени раскидистых вязов, Олесь почти бегом бросился к сучковатому расщепленному дубу, под которым они с Петровичем отдыхали после того, как перебрались через Днепр. Постоял с низко опущенной головой, а потом побрел к зарослям ивняка — в них они пролежали тогда весь день, дожидаясь сумерек. А вот и родничок, из которого пили воду. Олесь присел над ним, словно что-то разыскивая. И вдруг ему показалось, что на вязкой песчаной почве сохранились его следы. Чудеса! Сколько времени прошло с тех пор, сколько уже пережито, утрачено…

— Тебе знаком этот родник?

Голос прозвучал так неожиданно и некстати, что Олесь невольно вздрогнул.

— Этот родник — для жаждущих.

— Ты пил из него?

— В минуту, когда в глазах было черно от изнеможения… Тут мы черпали силы, убегая из Дарницкого лагеря.

— Это с «учителем»?! Если я не ошибаюсь, он из Старобельщины?

— Не ошибаешься, именно с ним…

Какое-то время они молча смотрели на светлое дно родничка, где крохотные струи бурунили восковой песок. Потом Рехер бросил взгляд на небо и сказал:

— Может, пойдем в тень? Тебе не стоит долго быть на солнце…

Не сговариваясь, напрямки направились к яворам. И Олесю почему-то показалось, что где-то тут он непременно встретит Петровича. Сам не ведал, откуда взялась такая мысль, но очень хотел верить, что будет именно так. Отец ведь мастер на всякие сюрпризы, почему бы ему не устроить и такую встречу? Но вот они пришли к яворам, уселись в тени на берегу, а Петрович не появлялся.

— Послушай, давай прекратим игру в прятки, — со злостью сказал Олесь. — Я же знаю, что ты вытащил меня сюда совсем неспроста.

Рехер не возражал. Лишь пробежал прищуренными глазами по горизонту, словно бы побаиваясь, как бы оттуда неожиданно не нагрянули грозовые тучи, и тихо произнес:

— Я хотел поговорить с тобой наедине.

— Так почему же молчишь?

— За мной дело не станет. Но с одним условием: будем оба искренни.

— Что ж, будем! — без колебаний согласился Олесь.

На губах Рехера вспыхнула хитроватая улыбочка, но он сразу же убрал ее и спросил:

— Ты уже наладил контакт со своими сообщниками?

Олесь весь напрягся:

— С какими сообщниками?

— Не понимаешь… Что же, уточняю: с большевиками, оставленными в Киеве для диверсионной работы.

Это уточнение совершенно ошарашило Олеся:

— А почему это тебя интересует?

— Это больше интересует тебя, чем меня.

— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я выдал товарищей? Но я не сделал бы этого, даже если бы знал их местопребывание.

— Хочу, чтобы ты передал своему руководству некоторые сведения.

— Руководству?.. Смехота! Не кто иной, как ты, заверял меня в Пуще-Водице, что руководители здешних большевиков расстреляны, никакого подполья уже не существует… Кому же я могу передать твои сведения?

— Ну, хотя бы тем, что успели выбраться в леса. К примеру, вашему партизанскому атаману Калашнику… или как там его.